Шатци понял, что она в смятении.

– Ты с нами, Софи. Ты жива, а это главное, – сказал он и ласково потрепал ее по руке.

– Да, – ответила она. – Я жива. Спасибо вам за это.

И она закрыла глаза. Силы, вернувшиеся после еды, стремительно убывали.

– Ты измучена. Тебе надо отдыхать. – Шатци встал, отнес на место свой стул и задернул занавески. – Поспи еще чуть-чуть.

С этими словами он собрал посуду и вышел из комнаты. Иоганн последовал за ним, но, уже закрывая дверь, вдруг замер и повернулся к Софи.

– Чуть не забыл, – сказал он и вынул из кармана куртки кисет. – Мы нашли их в траве рядом с тобой. Иеремия собрал их для тебя.

Софи с усилием подняла веки, взяла из рук Иоганна кисет и высыпала содержимое на ладонь. Шесть крупных кроваво-красных, безупречных на вид рубинов.

– Это не мое, – сказала она.

– Разве на тебе не было браслета? Или ожерелья, которое порвалось, пока ты сопротивлялась?

Софи отрицательно покачала головой и хотела вернуть камни, но Иоганн отказался их принять.

– Наверное, ты просто забыла, – сказал он. – По крайней мере, они точно не наши. Пусть будут у тебя.

Когда дверь за ним закрылась, Софи вернула камни в кисет и положила его на столик возле кровати. Сон властно манил ее в свои глубины.

«Сиди тихо, Софи, не высовывайся – и уцелеешь», – сказал Шатци. Но как долго ей тут сидеть? Не оставаться же в этой Лощине веки вечные?

Мысли снова устремились к Хаакону. Она представила себе его прекрасное лицо, теплую улыбку. Иоганн сказал, что никто не ищет ее в лесу. Но Хаакон – не кто угодно. Он – принц. Ее принц, который наверняка не примет на веру ложь королевы. Он потребует доказательств. Он наверняка чувствует, что его обманули и Софи жива. Сердце подскажет ему, ведь он любит ее, а значит, будет искать до тех пор, пока не найдет.

Я же принц. Спасать – моя работа.

Софи сомкнула веки. Ее новое сердце угомонилось и лишь негромко пощелкивало время от времени – такой звук издает цепь настенных ходиков, когда опускается на одно звено под тяжестью гирек.

Сон укрыл ее своим темным плащом. Все ее страхи и тревоги, пережитые за последний час, поблекли.

Отступили.

И почти исчезли.