Еще доля секунды – и Шатин ощутила щекой тепло лучевого импульса. Резко вздохнула и поползла еще быстрее. Второй дроид целил точно снизу, прямо в левое колено. Она напряглась, ожидая удара. Но тут в строй дроидов ввалилась компания подвыпивших шахтеров, обсуждавших, кто накопил больше очков для Восхождения. Один из них буквально врезался в механического полицейского, и луч прошел совсем рядом с девушкой, но не задел ее.
– О, простите, месье, – пробубнил пьяный работяга, церемонно кланяясь дроиду.
Его дружки так и зашлись от смеха, а Шатин между тем успела добраться до конца ржавой трубы.
«Слава Солнцам за крепость травяного вина», – думала она, подтягиваясь к мосткам.
Шатин уже держалась за перила обеими руками, когда третий импульс снизу ожег ей левое плечо.
Выстрел лучинета прошел по касательной, но хватило и этого. Девушку пронзила мгновенная острая боль, словно по коже полоснули раскаленным ножом. Она прикусила губу, сдержав крик. Звук поможет дроидам целиться.
Через несколько секунд левая рука стала неметь – парализатор проник в кровь. Она заскребла ногами по настилу мостков, в надежде перевалиться через край, но не осилила эту задачу и повисла, болтая ногами в воздухе.
Дроиды раздвигали толпу, уточняя местоположение нарушительницы порядка. Новые импульсы лучинетов рвали и сминали воздух вокруг Шатин. Рано или поздно хоть один да нащупает цель.
Их надо было как-то отвлечь. Шатин высмотрела прямо перед собой клетку, полную подросших цыплят. Она встряхнула левой рукой, разгоняя добравшееся уже до пальцев онемение, но тщетно. Парализатор быстро захватывал мышцы.
Одной правой девушка как могла крепко обхватила перила и принялась раскачиваться, чтобы дотянуться ногами до клетки. Выгнувшись всем телом, с силой лягнула ее двумя ногами одновременно. Клетка полетела на землю и раскололась. Цыплята запищали и отчаянно замахали крылышками, едва подскакивая над землей.
Вот и прекрасно, Шатин устроила настоящий переполох.
Люди вокруг орали, владелец цыплят из сил выбивался, ловя разбегающихся птиц, а полицейские дроиды пытались пробить себе дорогу сквозь эту свалку. Но они только еще сильнее переполошили цыплят. Подпрыгивая и тщетно пытаясь взлететь, те царапали всех подряд острыми когтями.
Дроиды в отчаянии открыли огонь. Но хаос внизу не позволял им прицелиться точно. Большей частью они попадали в цыплят. Птицы, сбитые парализующими импульсами, замертво валились наземь. Так и проваляются теперь несколько часов.
Воспользовавшись передышкой, Шатин сумела наконец подтянуться на мостки и, опираясь на одну руку, проползла по ржавой металлической планке до опоры, по которой съехала прямо к прилавку мадам Дюфо.
Она оглянулась на глушил, которые все еще безуспешно ломились к ней сквозь толпу. Собравшийся в этот день на Зыбуне народ и всполошившиеся цыплята сильно затрудняли их продвижение.
Мадам Дюфо сердито зыркнула на Шатин и сложила на груди морщинистые руки.
– Что отец, что сынок, – объявила она, цокая языком. – Запомни мои слова, мальчик, гнить тебе на Бастилии еще до конца года.
Насмешливо улыбнувшись, Шатин ловко стянула из ее ящика капустную лепешку и метнулась к выходу.
– Arrête![6] – каркнула старуха. – А ну положи на место, жулье поганое!
– Merci за завтрак, – пропела в ответ Шатин.
И дроиды с мадам Дюфо только ее и видели.
Отбежав от рыночной площади на порядочное расстояние, она замедлила шаг и принялась растирать отнявшуюся руку здоровой. Не в первый раз уже в нее стреляли из лучинета. И, надо думать, не в последний. Ничего, чувствительность скоро вернется.
Запустив руку в карман, Шатин вытащила медальон, который она свистнула у незнакомца. Облизала с него сладкий сок абрикоса, положила свой трофей на ладонь и принялась внимательно его разглядывать. Она только сейчас заметила вырезанное на золоте Солнце. Нет, это было не одно из трех Солнц, висевших в небе системы Дивэ. Это было Солнце Первого Мира. Его сверкающие, огненные лучи рвались к краям медальона. Шатин благоговейно закрепила цепочку на груди и улыбнулась от души, как улыбалась нечасто.
Она уже девять лет не видела солнечного света.
Наверняка это был добрый знак.
Глава 2
Шатин
Едва Шатин вошла в затхлый холодный коридор, в котором располагалось купе ее семьи, как на нее обрушились знакомые звуки Трюмов: драка за крохи еды, детские шаги по металлическим решеткам полов, шум пряток и «глушил и хватов», отрывистое квохтанье заблудившейся курицы, забредшей сюда с Зыбуна.
Она прозвала этот коридор на восьмом уровне Трюма № 7 «ходом без выхода». Отчасти потому, что каждый раз под его низким ржавым потолком Шатин вспоминала, в какой они все здесь ловушке. Но больше потому, что проржавевшие указатели на стене гласили: «Выхода нет».
Во всяком случае Шатин убедила себя, что здесь написано именно это. Правды она не знала, поскольку читать не умела. Никто на всей планете не владел этим искусством. Надписи были сделаны на Забытой Речи. Таинственный шифр из наклонных штрихов и загогулин мало-помалу стерся из памяти латерранцев, недолго продержавшись здесь после прибытия поселенцев из Первого Мира.
Стерся вместе с надеждами на лучшую жизнь.
Шатин приостановилась, заткнула под капюшон выбившуюся светло-каштановую прядь и достала украденную у мадам Дюфо капустную лепешку. Разломив ее пополам, девушка поскорее засунула вторую половину в сапог, чтобы ненароком не соблазниться.
Конечно, всегда можно было сказать родителем, что сегодня ей на Зыбуне не повезло. Но если она хочет утаить главную добычу – медальон из Первого Мира, – их надо будет чем-то отвлечь. Мать ни за что не поверит, что Шатин вернулась с Зыбуна с пустыми руками. Еще не дай бог что-нибудь заподозрит: скажет отцу, тот начнет вынюхивать. А уж если месье Ренар примется вынюхивать, добра не жди.
Она смотрела на жалкую половинку лепешки в руке. От одного ее вида в животе заурчало. Шатин откусила немножко, сдерживая себя, стараясь растянуть удовольствие подольше, хорошенько работая челюстями. Но голод быстро взял вверх. Она проглотила недожеванный кусок, ощутила, как ком противного теста из цветной капусты протискивается в горло, и тут же нацелилась откусить еще.
Но не успела вонзить зубы в плотную корку, потому что услышала в темном коридоре пронзительный вопль. Вглядевшись, Шатин рассмотрела сидящую на полу перед входом в купе женщину. Та тщетно пыталась приложить к груди орущего младенца. Ребенок корчился, и его визг рвал Шатин душу, как тупой нож рвет жесткое переваренное мясо.
Сумеет ли она когда-нибудь слушать младенческий плач спокойно, так, чтобы внутри все не разрывалось?
Девушка попробовала отгородиться от этого звука, но казалось, что чем больше она старается, тем громче орет младенец.
– Вот еще не хватало, – простонала Шатин. – Эй, горе-мамаша, ты что, не можешь его заткнуть?
Она ждала, что женщина в ответ накинется на нее. Так уж здесь было заведено: вспышки гнева перебегали от одного обитателя Трюмов к другому, как луч света в бесконечном зеркальном коридоре.
Но вышло иначе.