— Ирвин, — окликнул я. — Посмотри на меня.

Он поднял глаза. Они были мокрыми. Он часто моргал, стараясь удержать слезы от падения.

— Драться — не всегда плохо.

— В школе учат совсем другому.

Я коротко улыбнулся.

— Школа заботится о знаниях. Я забочусь о тебе.

Он нахмурился, выражение его лица стало сосредоточенным, задумчивым.

— А когда драться позволительно?

— Когда ты защищаешь себя, или кого-то ещё, от причинения вреда, — объяснил я. — Когда кто-то хочет сделать тебе больно, или когда другой не может себя защитить, а законные власти не могут или не хотят защищать вас.

— Но чтобы выиграть бой, придётся причинять людям боль. И это неправильно.

— Да, — согласился я. — Это так. Но иногда это необходимо.

— Это не обязательно делать прямо сейчас, — сказал он. — Со мной всё будет в порядке. Это будет больно, но я останусь цел.

— Может быть, — кивнул я. — Но что будет, когда они разделаются с тобой? Что произойдёт, если они решают, что избивать тебя было очень весело, и пойдут выбирать кого-то другого, чтобы продолжить развлечение?

— Вы, правда, так думаете?

— Да, — сказал я. — Именно так поступают хищники вроде них. Продолжают причинять людям боль, пока кто-то не заставит их остановиться.

Он покрутил карандаш в руке.

— Я не люблю драться. Мне даже игра «Уличный боец» не нравится.

— Речь, на самом деле, не о борьбе, — сказал я, — а о способах общения.

Он нахмурился.

— Чего?

— Они делают нечто плохое, — пояснил я. — Ты должен пообщаться с ними. Дать им понять, что то, что они делают, является неприемлемым, и что они должны прекратить.

— Я говорил, — ответил он. — Я пробовал, давно. Это не сработало.

— Ты говорил с ними, — сказал я. — Это не то. Тебе нужно найти другой способ, чтобы донести до них твоё сообщение. Ты должен им показать.

— Вы имеете в виду, причинить им вред.

— Не обязательно, — спокойно возразил я. — Но парни вроде этих двух шутников уважают только силу. Если ты покажешь им, что ты сильный, до них дойдёт.

Ирвин нахмурился сильнее.

— Никто никогда раньше не говорил со мной о таком.

— Я так и думал.

— Я… боюсь, у меня не получится.

— А кто не боится? — спросил я. — Но единственный способ победить свои страхи, повернутся к ним лицом. Если ты не сделаешь этого, они по-прежнему будут так поступать с тобой, а потом с другим, и когда-нибудь кто-нибудь получит тяжёлые травмы. Ими могут оказаться даже эти двое ослов, которых покалечат, если кто-нибудь не заставит их осознать, что ведущие себя так долго не живут.

— На самом деле, они неплохие ребята, — медленно сказал Ирвин. — Я имею в виду… со всеми, кроме меня. Они хорошо относятся к другим людям.

— Тогда я бы сказал так, помогая им, ты также помогаешь себе, Ирвин.

Он неторопливо кивнул и глубоко вздохнул.

— Я… я подумаю над этим.

— Отлично, — сказал я. — Думать самостоятельно — ценнейшее умение из тех, что ты со временем обретёшь.

— Спасибо, Гарри, — поблагодарил он.

Я встал и взял метлу.

— Не за что.

Я снова занялся уборкой столовой в стороне противоположной от той, где стоял тренер Пит. Ирвин вернулся к своему письменному заданию — а братья-забияки вошли внутрь.

Они двигались прежним способом, перемещались между столами, расходясь, чтобы зайти на Ирвина с двух сторон. Они не обращали внимания на меня и тренера Пита, им не терпелось вступить в контакт с Ирвином.

Ирвин перестал писать, когда они оба оказались на расстоянии примерно в пять футов от него, и, не поднимая головы, сказал резким твёрдым голосом:

— Стоп.

Они замерли. Я мог видеть лицо только одного из задир, тот хлопал глазами от неожиданности.

— Это не круто, — сказал Ирвин. — Я не позволю вам так поступить.

Братья посмотрели на него, обменялись довольно дикими ухмылками, а потом оба бросились на Ирвина и схватили за руки. Они с поразительной скоростью и силой поволокли его назад и бросили спиной на пол. Один начал хлестать его по лицу, а второй достал короткий обрезок толстого резинового шланга, задрал рубашку Ирвина, и принялся лупить им по животу.

Я стиснул зубы и потянулся к ручке своей швабры, на самом деле, из ведра торчала совсем не швабра. Это был мой посох, дубовый, шести футов в длину, из дуба, в обхвате с кольцо, образуемое большим и указательным пальцами. Если так братья-драчуны только начинают трёпку, не хочу даже думать, что будет в конце. Есть рядом цверг или нет, но я не мог позволить этому продолжаться, пришлось вмешаться.

Темные глаза тренера Пита сверкнули на меня поверх спортивного журнала, он согнул пальцы на одной руке в фигуру, которую не смог бы повторить ни один человек. Не знаю, какой магической энергией пользуется чёрный альв, но управлялся ей он отлично. Раздался резкий треск, и вода в ведре со шваброй замёрзла в одно мгновение, мой посох оказался в ледяной ловушке.

У меня сильно забилось сердце. Такие магические умения были плохим, очень плохим знаком. Это означало, что цверг лучше, чем я — даже намного лучше. Ему не требовался фокус, в качестве которого я использовал посох, помогавший мне концентрироваться и направлять свою силу. Если бы мы бились на мечах, такой финт можно было бы сравнить с обрезанием мне кончиков ресниц без единой капли крови. Этот парень убьёт меня, если я буду биться с ним.

Я стиснул зубы, схватил посох обеими руками и послал импульс силы и воли вниз, вдоль по вырезанным на нём рунам, в лёд.

— Forzare, — пробормотал я и провернул посох. Поток чистой энергии ударил в лёд, кроша его на мелкие куски.

Тренер Пит наклонился немного вперед, в напряжении, я увидел, как заблестели его глаза. Чёрные альвы — консерваторы, их культура родилась во время викингов. Они считали бой на смерть за забаву, причём, чем он страшнее, тем веселее, в их представлении, милосердие — это быстрое убийство, а его противоположность — убийство медленное. Если я начну битву с этим цвергом, то она не закончится, пока один из нас не погибнет. И, скорее всего, это буду я. Мне было страшно.

Звуки ударов резинового шланга по животу Ирвина и хриплое дыхание дерущихся детей эхом гуляли по большому помещению.

Я глубоко вздохнул, схватил свой посох обеими руками и начал снова начал писать своё завещание.

И тут Ирвин Бигфут взревел:

— Я сказал нет!

Парнишка резко крутанул плечами и отбросил одного из братьев, словно веса в нём было не больше, чем в футбольном мяче. Обидчик успел пролететь десять футов прежде, чем приземлился на задницу. Второй брат смотрел на это в шоке, когда Ирвин Бигфут сел, схватил его за шкирку и поднялся на ноги. Он просто держал второго брата на весу и с яростью смотрел на него.

Братья-шпанята унаследовали от сверхъестественного родителя свои хищные инстинкты.

Ирвин от своего отца бигфута получил нечто иное.

Второй брат уставился на более