— Твоя игрушечная машинка забуксовала, да? И что у тебя с лицом?
Я оглянулся на окружавших меня нормальных людей.
— В снежки играл.
— Готова поспорить, продул, — хмыкнула Мёрфи.
— Видела бы ты соперника.
Мы стояли перед небольшим пятиэтажным зданием… точнее, тем, что от него осталось после того, как кто-то взорвал его к чертовой матери.
Взрыв — или что там еще — снес с дома уличный фасад — словно кто-то снес его невообразимо огромным топором. При желании можно было заглянуть в квартиры; правда, дым и снегопад мешали сделать это. Дом продолжал гореть. Обломки фасада усыпали проезжую часть, тротуары и повредили даже дома на противоположной стороне улицы, так что полиции пришлось перекрыть движение на квартал в обе стороны от места происшествия. Повсюду валялись битое стекло и обломки кирпича. В воздухе стоял едкий запах гари.
Несмотря на погоду, поглазеть на пожар собралось сотни две людей. Какая-то предприимчивая душа предлагала желающим горячий кофе из большого термоса, и я оторвал от души доллар за пластиковую чашку благословенного напитка, маленький пакетик сухих сливок и другой, чуть больше — сахара.
— Куча пожарных машин, — заметил я. — Но «скорая» всего одна. И санитары греются кофе вместе со всеми, — я отпил из чашки. — Вот ублюдки.
— Здание не было заселено, — сказала Мёрфи. — Реконструкция.
— То есть, обошлось без жертв. Что ж, уже хорошо.
Мёрфи бросила на меня вопросительный взгляд.
— Согласишься поработать сдельно?
Я отхлебнул кофе, пытаясь скрыть разочарование. Очень уж я рассчитывал на гонорар по крайней мере за пару дней работы.
— У города что, не хватает больше на услуги консультантов, да?
— ОСР экономил на карманных расходах на случай, если вдруг понадобится твоя помощь.
На этот раз мне не удалось скрыть своих эмоций. Одно дело получать деньги от городских властей. Совсем другое дело брать их из кармана работающих в ОСР копов.
Отдел Специальных Расследований чикагской полиции можно сравнить с прудом-отстойником. Все, что не вызывает интереса у других отделов полицейского управления, спускают в ОСР. По большей части это просто муторные дела, за которые никто не хочет браться, но встречаются и действительно труднообъяснимые случаи. В общем, ребятам из ОСР приходится расследовать все — от дождя из жаб до слухов об обитающей в канализации и похищающей мелких домашних животных чупакабре. Работа эта хлопотная, перспектив карьерного роста почти никаких, поэтому ОСР считается чем-то вроде палаты для хронических неудачников. На самом деле это не так, да и у сослуживцев из других отделов обычно хватает ума обращаться к ним в случаях, когда произошедшее не поддается объяснению — впрочем, это не касается руководства, кабинетную логику которого нормальному человеку понять вообще невозможно.
Когда сержант Мёрфи была еще лейтенантом Мёрфи, отделом руководила она. С должности ее сняли за двадцатичасовой прогул в разгар кризиса. Ну, не могла же она объяснить начальству, что все это время брала штурмом ледяную цитадель в Небывальщине, правда ведь? Теперь отделом руководил ее старый сослуживец, лейтенант Джон Роулинз, и ему приходилось здорово изворачиваться, втискиваясь в урезанный начальством бюджет.
Вот вам и объяснение, почему единственному профессиональному чародею в Чикаго почти не предлагают работы.
Я бы обошелся без их денег. В конце концов, они в них не купаются. Но при всем при этом я не мог не брать в расчет их гордости. Отказаться от этих денег я тоже не мог.
— Сдельно? — переспросил я. — Блин, мой банковский счет едва ли не меньше моральных принципов лоббиста табачных производителей. Пора переходить на почасовую оплату.
Несколько секунд Мёрфи свирепо смотрела на меня, потом хмуро кивнула. Гордость гордостью, но дело прежде всего.
— Ну, и в чем здесь дело? — спросил я. — Поджог?
Она пожала плечами.
— Какой-то взрыв. Может, случайный. Может, нет.
Я фыркнул.
— Угу. То-то ты меня при всяких случайностях зовешь.
— Пошли, — Мёрфи достала из кармана куртки респиратор и надела его. Я порылся в кармане, достал бандану и тоже завязал ее, закрыв нос и рот. Для полноты образа мне не хватало только мятой широкополой шляпы и сапог со шпорами. Мой есть тихий мучачо.
Она покосилась на меня — выражения ее лица под респиратором я не разглядел — и повела в разрушенный дом. Там нас уже поджидал ее коллега.
Роулинз — коренастый мужчина лет пятидесяти пяти, и при откровенно избыточном весе мягкости в нем не больше, чем в армейском грузовике. Последний год он начал отращивать бородку, и седые волосы смотрелись особенно контрастно на фоне его темной кожи. Поверх полицейской куртки он набросил поношенное зимнее пальто.
— Дрезден, — улыбнулся он. — Рад вас видеть.
Я пожал ему руку.
— Как нога?
— Побаливает всякий раз, как меня пытаются выпереть на пенсию, — хмыкнул он. — Ох.
— Вы уж это, держитесь, — заявила Мёрфи, скрестив руки на груди. Похоже, разговор этот начался у них уже давно, но все еще был далек от завершения. — Вам семью кормить.
— Ну да, да, — вздохнул Роулинз. — Что ж, пойду побираться на улице, — он подмигнул мне и отошел в сторону. Он почти не хромал — могло быть и хуже после того, как Мадригал Рейт прострелил ему ногу. Что ж, рад за него. За себя я тоже рад — в конце концов, это я впутал его в ту историю.
— Держаться? — переспросил я у Мёрфи.
— Ну, ничего конкретного, — угрюмо ответила Мёрфи. — Но источники в руководстве всячески намекают на то, что ты персона нон грата.
Не могу сказать, чтобы это меня совсем не задевало, и, боюсь, в голосе моем звучало больше горечи, чем мне хотелось бы.
— Ну еще бы. То, как я помогаю городской полиции в делах, с которыми она сама не справляется, простить нельзя.
— Я все понимаю, — заверила меня Мёрфи.
— Мне еще повезло, что меня не обвинили в нарушении общественного порядка, нанесении ущерба чужому имуществу и не закатали в кутузку.
Она устало отмахнулась.
— Можно подумать, это тебе в новинку. Это же бюрократия.
— Ну да, если не считать того, что когда кого-нибудь исключают из членов сельского клуба, никто из-за этого не погибает, — заметил я. — По большей части, конечно.
Мёрфи сердито покосилась на меня.
— И что ты хочешь, чтобы я делала на этот счет, Гарри? Я и так за все доступные мне ниточки дергала только для того, чтобы не потерять эту гребаную работу. Начальницей меня ни за что больше не сделают, так что шансов влиять на решения руководства у меня ноль.
Я стиснул зубы и почувствовал, как заливаюсь краской. Тоесть, она не произнесла этого слух, но должность и надежды на продвижение по службе она потеряла, прикрывая не чью-то, а мою спину в бою.
— Мёрф…
— Нет, — произнесла она