– Это моя машина, – сказал я.
– Это закон. Нужна цитата? Могу привести.
Я обдумал, стоит ли оно того, в то время как она одариля меня своим взглядом копа – и приготовила шариковую ручку.
Я пристегнулся.
Мёрфи посмотрела на меня.
– Спрингфилд. Направляйся к И–55.
– Вроде как это вне твоей юрисдикции, – проворчал я.
– Если бы мы что–то расследовали – да, – сказала Мёрфи. – Мы едем на ярмарку.
– Это свидание? – покосился я на неё.
– Именно, если кто–то спросит, – подтвердила она. Потом замерла на секунду и добавила. – Это разумное прикрытие.
– Верно, – сказал я. Её щёки слегка порозовели. Некоторое время мы оба молчали.
Я выехал на шоссе, что всегда весело с автомобилем, изначально предназначенным носиться по автостраде на горячих ста километрах в час, и спросил Мёрфи:
– Спрингфилд?
– Государственная Ярмарка, – сказала она. – Вот что было общим знаменателем.
Я нахмурился, перебирая даты в голове.
– Государственная Ярмарка проходит сколько? Десять дней?
Мёрфи кивнула.
– Сегодня вечером они закрываются.
– Но первая пара умерла двенадцать дней назад.
– Они оба были из добровольного персонала для ярмарки, и находились там на общих основаниях, – Мёрфи приподняла ногу, чтобы опереться пяткой на край пассажирского сиденья, и хмуро уставилась в окно. – Я нашла билеты на скиболл и одну из тех дёшевых мягких зверюшек в квартире второй пары. А Бардалаки были остановлены на И–55 за превышение скорости, в пяти минутах от Спрингфилда и по направлению к Чикаго.
– Так что, возможно, они были на ярмарке, – сказал я. – Или, возможно, у них было дорожное путешествие, или ещё что–нибудь.
Мёрфи пожала плечами.
– Возможно. Но если считать, что это совпадение – это не приведёт меня ни к чему и мы ничего не получим. Если считать, что связь есть – мы можем получить ответ.
Я глянул на неё.
– Я думал, тебе не нравится читать Паркера.
Она ответила взглядом.
– Это не значит, что его логика не действует.
– О. Верно.
Она тяжело вздохнула.
– Это лучшее, что у меня есть. Я просто надеюсь, что если ты прибудешь на место действия, то сможешь что–то обнаружить.
– Ага, – сказал я, подумав о стенах, покрытых фотографиями. – Я тоже.
Запахи – это то, чем я больше всего наслаждаюсь в местах, подобных Государственной Ярмарке. Вы почуете такие комбинации запахов, каких не найти больше нигде. Преобладают попкорн, жареные орехи и фастфуд, и вы можете получить всё, чем хотите забить свои артерии или угробить фигуру. Хот–доги с чили, масляные пироги, жареный хлеб, пицца – по большей части из жира, засахаренные яблоки, о боги. Злобная еда пахнет ошеломляюще – что является или доказательством существования Сатаны, или означает, что Всемогущий на самом деле не хочет, чтобы все ели органический тофу. Не могу определиться.
Имеются и другие запахи, зависящие от места, где вы находитесь. Дезинфицирующие средства и вонь, идущая от биотуалетов, выхлопы, горелая смазка, плавящийся асфальт и гравий в местах парковки, солнечный свет на разгорячённых телах, лосьон для загара, сигаретный дым и пиво рядом с некоторыми посетителями, острый, честный запах домашнего скота около выставок животных, складов или пони–заездов – всё это напрямую атакует ваш нос. Мне нравится потворствовать своему обонянию.
Запахом труднее всего солгать.
Мёрфи и я начали в середине утра и принялись методически прочёсывать ярмарку. Это заняло весь день. Государственная Ярмарка – не рядовой случай.
– Проклятье, – сказала она. – Мы пробыли тут весь день. Ты уверен, что ничего не унюхал?
– Ничего из того, что мы ищем, – ответил я. – Я боялся этого.
– Чего?
– По большей части, магия вроде этой – сложная, долговременная, тонкая, тёмная – не процветает на солнечном свету, – я поглядел на удлиняющиеся тени. – Дай ещё полчаса и мы попробуем снова.
Мёрфи нахмурилась.
– Кажется, ты всегда говорил, что магия не бывает доброй или злой.
– Не для солнечного света.
Мёрфи выдохнула с явным неудовольствием.
– Ты мог бы упомянуть об этом раньше.
– Не попробуешь – не узнаешь, – сказал я. – Думай об этом так: возможно, мы просто смотрим не в том месте.
Она вздохнула снова и искоса осмотрела ближайшие вагончики с едой и стенды с товарами.
– Тьфу. Думаешь, здесь есть что-нибудь, что не заставит мои джинсы треснуть по швам?
Я просиял.
– Вероятно, нет. Как насчёт хот-дога и масляного пирога?
– Ублюдок, – рыкнула Мёрфи. И добавила, – Окей.
На полпути через мой второй хот-дог я понял, что за нами кто-то следует.
Я удержал себя от реакции, откусил ещё и сказал:
– Возможно, это, наконец-то, верное место.
Мёрфи нашла место, где продавали индюшачьи ножки. Она срезала мясо с кости на бумажную тарелку и ела его пластиковой вилкой. Она не прекратила жевать и не подняла взгляд.
– Что случилось?
– Парень в тёмно-бордовой футболке и коричневых камуфляжных брюках, около двадцати футов от твоего правого плеча. Я видел его сегодня ещё минимум дважды.
– Это не значит, что он ходит за нами.
– Он был занят ничегонеделанием все три раза.
Мёрфи кивнула.
– Пять футов восемь дюймов или около того, длинные волосы? Маленькая бородка полоской?[2]
– Ага.
– Он сидел на скамье, когда я вышла из туалета, – сказала Мёрфи. – И бездельничал.
Она пожала плечами и вернулась к еде.
– Как хочешь сыграть?
– Тут примерно дохрена людей, Гарри, – она понизила голос и убрала всякий намёк на носовые звуки. – Предлагаешь мне бить его, пока он не заговорит?
Я заворчал и прикончил свой хот-дог.
– Необязательно что-то делать. Возможно, он свалится на тебя.
Мёрфи фыркнула.
– Возможно, он свалится на тебя.
Я прикрыл рукой отрыжку и дотянулся до своего масляного пирога.
– Кто мог бы его обвинить, – я сделал укус и кивнул. – Хорошо. Тогда посмотрим, что будет.
Мёрфи кивнула и потянула свою диет-колу.
– Уилл говорит, вы с Анастасией расстались какое-то время назад.
– Уилл слишком много говорит, – мрачно сказал я.
Она чуть отвела взгляд.
– Он твой друг. Он беспокоится о тебе.
Я мгновение изучал её непроницаемое лицо, а затем кивнул.
– Ладно, – сказал я, – передай Уиллу, что ему не стоит волноваться. Было хреново. Теперь стало получше. Я в порядке. Ничего такого и так далее, – я сделал паузу, чтобы откусить ещё пирога и спросил. – Как Кинкейд?
– Как и всегда, – сказала Мёрфи.
– Когда тебе несколько сотен лет, становишься немного постоянен.
Она покачала головой.
– Он таков. Он был бы таким, даже будь ему двадцать. Он идёт по своей дороге и не позволяет никому себе мешать. Как...
Она остановилась прежде, чем договорила, на кого похож Кинкейд. Она доела свою индюшачью ножку.
По ярмарке прошла дрожь,