Иногда я ощущал себя пациентом, а прота доктором. — Практически. Я бы хотел сначала поговорить с Робертом.
Не говоря ни слова, он закрыл глаза и уронил голову на грудь.
— Роберт?
Нет ответа.
— Роберт, ты слышишь меня?
Если он и слышал, то виду не подавал. Не было нужды тратить больше времени. Очевидно, он всё ещё не был готов сотрудничать, по крайней мере, без гипноза. — Хорошо, прот, теперь можешь возвращаться.
— Мой язык как вата. — Объявил он.
— Это всё хурма. Ладно, думаю, теперь мы готовы.
Он уставился на маленькую белую точку на стене, позади меня. — Странный фрукт. Один-два-три-четыре…
Я подождал, пока не удостоверюсь, что он в трансе.
— Можешь оставить глаза закрытыми какое-то время, прот.
— Как скажешь, джино.
— Хорошо. Теперь я бы хотел увидеть Роберта. Роб? Ты меня слышишь?
Его голова снова упала.
— Роберт, если ты слышишь, кивни пожалуйста.
Он еле заметно кивнул.
— Спасибо. Как ты себя чувствуешь?
— Не очень хорошо. — промямлил он.
— Мне жаль. Надеюсь, я могу помочь тебе почувствовать себя лучше. Пожалуйста, послушай меня и поверь. Запомни, это твоё убежище.
Нет ответа.
— Я подумал, сегодня мы можем немного поговорить о твоём детстве. Твоей семье. О том, как ты рос в Монтане. Это будет приемлемо?
Слегка пожал плечами.
— Хорошо. Не мог бы ты открыть глаза? Пожалуйста.
Он заморгал, но моего взгляда избегал.
— Почему бы тебе не рассказать мне что-нибудь о своей матери.
Мягко, но ясно. — Что вы хотите знать?
— Всё, что захочешь мне рассказать. Она хорошо готовит?
Казалось, он внимательно рассматривал вопрос или, может быть, просто пытался решить, отвечать ли. — Довольно неплохо, — ответил он.
Я не мог избавиться от ощущения радости от этого просто ответа. Он был безжизненно монотонным, но это уже было огромным достижением, которого, как я боялся, придется добиваться неделями упорных уговоров. Роберт говорил!
Остальная часть беседы протекала весьма сбивчиво, но он стал казаться более непринуждённым, пока мы болтали о некоторых основных моментах его детства: о его сёстрах, друзьях, его ранних школьных годах и любимых занятиях — книгах, головоломках и наблюдении за животными в поле за его домом. Предподростковый период его детства казался совершенно нормальным, не считая только того, что он потерял отца, когда ему было шесть (тогда же прот впервые появился), хотя я не вынес ничего нового из этой беседы. Я просто хотел завоевать доверие Роберта, заставить его почувствовать себя комфортно при разговоре со мной. Настоящая работа начнётся позже.
Беседа окончилась на рассказе Роберта о памятном дне, который он проводил, когда ему было девять, шатаясь по полям с Эпплом — его большим, лохматым псом и я надеялся, что закончив на этой счастливой ноте, я смогу побудить его в следующий раз выйти менее неохотно. Но прежде, чем позвать прота, я попробовал кое-что и не был вполне уверен, что это сработает. Я протянул руку, взял крошечный свисток, который я по случаю принёс и громко в него подул.
— Ты это слышишь?
— Да.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты выходил всякий раз, когда будешь слышать этот звук, независимо от того где ты и что ты делаешь. Ты понял?
— Да.
— Хорошо. Теперь я хочу поговорить с протом, если не возражаешь. Спасибо, что пришёл, Роберт, ещё увидимся. Пожалуйста, закрой глаза.
Он закрыл глаза.
Я немного подождал. — Прот? Открой, пожалуйста, глаза.
— Привет, джин. Какие дела?
— Пока не родила.
— Доктор Брюэр! Да у вас есть чувство юмора!
— Большое спасибо. Теперь просто расслабься. Я буду считать назад от пя…
— Пять-четыре-три-два-эй! Мы уже закончили?
— Да. Как ты узнал?
— Просто знакомое чувство. Будто я что-то пропустил.
— Я знаю, каково это.
Он встал, чтобы уйти. — Благодарю за занятный фрукт. Возможно, я смог бы забрать с собой пару семян.
— Возьми хоть целую корзину, если хочешь. Кстати, я видел, что ты разговаривал с Лу вчера. Есть какие-нибудь предложения, что бы мы могли сделать с ним?
— Думаю, лучше всего будет сделать кесарево.
Наш сын Уилл провёл последний день своего отпуска дома, с нами — он скоро переедет в общежитие в Колумбии на осенний семестр. Как студент медицинского колледжа, он нанимался на лето санитаром в МПИ.
Когда он впервые посетил больницу пять лет назад и встретил Жизель, Уилл тут же заявил, что хочет стать журналистом. С годами этот энтузиазм постепенно исчез, как всякие юношеские интересы, а после нескольких повторных визитов он заявил о своём намерении следовать по стопам своего старика — прямиком в психиатрию. Я очень горд и счастлив, что он сделал такой выбор, не только потому, что он будет следовать семейным традициям, но и потому, что он имеет природную способность ладить с пациентами, а они с ним.
Во время своей летней практики Уилл разрешил ранее озадачившую нас проблему с пожилым пациентом, притворявшимся, что глотает лекарства, разработавшим различные хитроумные методы и схемы, чтобы одурачить медсестёр. Уилл поймал его на этом, но, принимая во внимание его возраст, не пытался заставлять его принимать свои таблетки или убеждать не делать так. Вместо этого, он поговорил с ним по этому поводу с глазу на глаз, выяснив в конце концов, что старик боялся проглотить что-либо красное. Тогда мы стали упаковывать лекарства в белые капсулы и уже через две недели пациент вернулся к семье.
Помимо своих обычных обязанностей, Уилл добровольно занялся проектом, целью которого является попытка расшифровать бред молодого пациента-шизофреника, который (как думает Уилл) пытается общаться с нами с помощью какого-то рода шифра, который никто не может расшифровать. Большинство его изречений казались чистой тарабарщиной. Но порой, после одного из своих бессмысленных высказываний, он несколько раз почавкивает воображаемой сигарой и повторяет всё это два или три раза. Вот одна из речей Дастина (своего рода поэзия?), произнесённая с четырьмя чавканьями и четырьмя повторами, заботливо записанная Уилом:
«Жизнь твоя уверен весела когда любишь капусту но осторожнее когда найдёшь жёлтую коробку полную крабов или страусиного корма ибо тогда мир остановится и ты никогда не можешь знать если где кто говорит что ты должен подчиняться потому что не собираешься учиться там как быть благодарным или совершать ошибки когда выходишь…»
Поклонялся ли Дастин капусте или имел несчастье столкнуться с крабом или страусом? И была ли сигара фаллическим символом? Мы глазели на этот бред в течение часа после обеда, пока Карен не послала нас покидать мяч в корзину, погоняться за собаками и забыть на некоторое время о работе. Но Уилл хотел больше узнать о других шизофрениках и о природе их недуга в целом, который он отнёс к «раздвоению личности».
— Первое, что ты должен знать о шизофрении — это то, что, хоть буквальным её значением является «расколотый мозг», это не то же самое, что раздвоение личности. Это, скорее, нарушение чувства здравого смысла и логики, чем