— Как ты себя чувствуешь?
— Так себе. — Он выглядел так же, как прот, разумеется, но были и несходства. К примеру, он был гораздо более серьёзным, ничуть не дерзким. Его голос немного отличался. Он казался изнурённым.
— Могу понять. Надеюсь, вскоре мы сможем помочь тебе почувствовать себя лучше.
— Было бы славно.
— Позволь спросить для начала: мне звать тебя Роберт или Роб?
— В семье меня называют Робином. Друзья зовут Роб.
— Можно, я буду звать тебя Роб?
— Если хотите.
— Спасибо. Не желаешь немного фруктов?
— Нет, спасибо. Я не голоден.
Было так много вопросов, которые мне хотелось ему задать, что я не знал с чего начать.
— Ты знаешь, где ты?
— Да.
— Как ты узнал?
— Прот сказал мне.
— Где прот сейчас?
— Он ждёт.
— Ты можешь с ним разговаривать?
— Да.
— Хорошо. Итак… Ты знаешь, где ты был последние пять лет?
— В своей комнате.
— Но ты не мог двигаться и общаться с нами — помнишь?
— Да.
— Удавалось ли тебе слышать нас?
— Да. Я слышал всё.
— Можешь сказать, почему ты не мог говорить или каким-то образом отвечать.
— Я хотел. Просто не мог.
— Не знаешь, почему?
— Я боялся.
— Чего ты боялся?
— Я боялся… — Он отстранённо глядел в какое-то внутренне пространство. — Я боялся того, что может случиться.
— Ладно. Мы вернёмся к этому позже. Позволь мне спросить: ты, кажется, боишься меньше, чем тогда — может объяснить, почему?
Он начал было отвечать, но заколебался.
— Не торопись.
— Есть несколько причин.
— Я бы с удовольствием услышал их, Роб, если ты захочешь мне рассказать.
— Ну, вы все были так добры ко мне, с тех пор, как я попал сюда, так что, полагаю, я почувствовал, что обязан вам чем-то.
— Спасибо. Я рад, что ты это чувствуешь. А другая причина?
— Он сказал, что я могу доверять вам.
— Прот? Почему сейчас, а не раньше?
— Потому, что он скоро уйдёт и, думаю, он становится нетерпеливым ко мне.
— Как скоро? Ты знаешь?
— Нет.
— Ладно. Но ты был в сходной ситуации пять лет назад. В чём разница на этот раз?
— В прошлый раз я знал, что он вернётся. Теперь нет.
— Он не вернётся? Как ты узнал?
— Ему здесь не нравится.
— Я знаю, но…
— Он сказал мне, что вы займёте его место. Что вы поможете мне, когда он исчезнет.
Он был так трогателен, что я подошёл к нему и положил руку ему на плечо.
— Займу, Роб. Поверь мне, я буду помогать тебе всем, чем смогу.
На этих словах он медленно сморщил лицо и заплакал.
— Я так устал плохо себя чувствовать. Вы не представляете, как это плохо. — Его голова поникла.
— Ни один человек, не побывавший в твоей шкуре, не сможет понять, через что ты прошёл, Роб. Но мы помогли многим людям со схожими ситуациями и, я думаю, ты почувствуешь себя лучше уже совсем скоро.
Он поднял голову и посмотрел на меня. Он больше не плакал.
— Спасибо, доктор б. Мне уже лучше.
— Прот? Где Роберт?
— Он немного устал. Но если вы хорошо сыграете на своём свистке, он, может быть, вернётся позже.
— Ох… Прот?
— Хммммммм?
— Спасибо.
— За что?
— За то, что вселил в него уверенность, чтобы он вышел.
— Это он вам сказал?
— Да. И ещё он сказал, что это, возможно, твой последний визит на Землю. Это правда?
— Это, если вам удастся поставить Роберта на ноги. Тогда мне не будет никакой необходимости возвращаться, не так ли?
— Нет, не будет. В действительности, будет лучше, если ты не станешь этого делать.
— Не беспокойтесь… Я знаю, когда во мне не нуждаются. Кроме того, есть множество других интересных мест для визита.
— Другие планеты?
— Ага. Миллиарды и миллиарды только в этой ГАЛАКТИКЕ. Вы удивитесь.
— Можешь дать нам немного времени, прежде чем отправиться назад? Можешь уделить нам ещё шесть недель?
— Я могу дать лишь то, что у меня есть.
— Можешь, хотя бы, сказать, сколько у тебя есть?
— Неа.
— Но прот… На кону жизнь Роберта. Именно поэтому ты здесь, не так ли?
— Я уже говорил: я дам некоторые знаки. Это не будет полной неожиданностью.
— Счастлив это слышать, — мрачно произнёс я. — Ладно. Ну, а пока ты здесь, я хочу задать тебе ещё один вопрос о Робе.
— Это обещание?
— Не совсем. Итак, есть какая-то иная причина, по которой он вдруг заговорил со мной? Что-то, чего я не знаю?
— Похоже, нет никаких пределов тому, чего вы не знаете, мой человеческий друг. Но вот, что я скажу: не обманывайтесь его радостным расположением. Это было всё, что он смог сделать, чтобы выйти сегодня. Ему по-прежнему предстоит долгий путь и он может отступить в любой момент. Будьте помягче с ним.
— Сделаю всё от меня зависящее, прот.
— С вашими-то примитивными методами? Удачи. — Он взял кусок апельсина и затолкнул его в рот.
— Как твои успехи с письмами, кстати?
Сквозь оранжевые зубы: — Прочёл большую часть.
— Принял какие-либо решения?
— Слишком рано для этого.
— Скажешь мне, когда решишь, кого взять с собой?
— Могу. Или, может быть, оставлю это для телешоу.
— Что? Кто сказал тебе об этом?
— Все, кто знал об этом.
— Понятно. И, я полагаю, о поездке в зоопарк тоже знают все? И обо всех людях, что хотят с тобой поговорить?
— Конечно.
— Прот?
— Да, тренер?
— Ты сводишь меня с ума?
— Хотите об этом поговорить? — вздохнул он.
Думая, что он шутит, я усмехнулся. Но он казался весьма серьёзным. Я посмотрел на часы на стене позади него — у нас было ещё несколько минут. Я встал.
— Ладно, ты садишься на моё место, а я на твоё.
Не колеблясь ни секунды, он вскочил и подбежал к моему креслу. Он плюхнулся в него, несколько раз сжал виниловые ручки и прокружился в полный круг. Очевидно, наслаждаясь положением, он схватил жёлтый блокнот и начал яростно строчить, поглаживая воображаемую бороду.
Я занял его кресло. — Ты должен задать мне несколько вопросов, — подтолкнул я.
— Это необязательно, — промямлил он.
— Почему нет?
— Потому, что я уже знаю, что тревожит вас.
— Хотелось бы услышать, что это.
— Алиментарно[9], мой дорогой тракт. Вы родились на средней по размеру, жестокой ПЛАНЕТЕ, с которой у вас нет никакой возможности убежать. Вы здесь в ловушке, по милости ваших человеческих собратьев. Это любого сведёт с ума. — Он вдруг стукнул по ручке моего кресла. — Время вышло! — Он резко придвинулся, схватил ещё один апельсин и вгрызся в него. Затем он снова покружился и бросил ноги на мой стол. — И ещё, у меня есть работа, которую нужно делать, — заключил он пренебрежительным тоном. — Заплатите в кассу на выходе.
Я одарил его плохой имитацией усмешки Чеширского кота. Он завизжал и бросился к двери.
Это случилось не раньше того, как я случайно бросил взгляд на жёлтый блокнот, исписанный им. Неопрятным, но разборчивым почерком он писал, снова и снова: 17:18/9/20. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, но в конце концов я понял: он уходит двадцатого