* * *
В последний раз я навещал третье отделение перед моим «отпуском», потому я решил провести себе небольшую экскурсию. Я нашёл Майкла в палате 3А, просматривающего книгу под названием «Право на Смерть», работа, которую он читал десятки раз, также как Рассел читает и перечитывает Новый Завет.
Пронесись мимо голая женщина, Майкл проигнорировал бы её. Он хотел знать, когда ему позволят поговорить с протом. Я непростительно для себя запамятовал о его просьбе, но сказал ему, что выполню её немедленно. Он сказал, я надеюсь, в шутку, — Я уже мог быть мёртв к тому моменту, как он будет здесь. — Я похлопал его по плечу и продолжил свой обход, останавливаясь, чтобы пообщаться с жертвами различных социальных и сексуальных отклонений, измученными душами, захваченными ограничениями функций своих организмов. Я наблюдал с нескончаемым изумлением, как один из них, мужчина японо-американец раздевался, нижнее бельё его пропахло промежностью, затем снова одевался и раздевался, и так раз за разом. Другой мужчина предпринял попытку поцеловать мою руку. Другие выполняли свои бесконечные ритуалы и понуждения. Тем не менее, ни один из этих несчастных существ не был более трагичен, чем жители палаты 3Б, пациентов с серьёзным аутизмом.
В аутизме некогда винили преимущественно бесчувственных и беззаботных родителей, особенно матерей. Теперь же известно, что аутисты страдают неким дефектом головного мозга, вызванным генетическим, либо органическим заболеванием и никаким воспитанием не изменить ход этого изнурительного бедствия.
Проще говоря, у аутистов отсутствует часть функций мозга, делающих личность одушевлённым человеческим существом, кем-то, кто может отнести себя к другим людям. Хотя, они часто в состоянии исполнять экстраординарные трюки, они, кажется, совершают их совершенно механически, без каких-либо «ощущений», что они чего-то добились. Способность аутистов концентрироваться на чём-либо, что занимает его или её мысли поразительна, и, как правило, исключает всё остальное. Разумеется, есть и исключения — некоторые из них способны выполнять задания и учиться в некоторой мере функционировать в обществе. Большинство, однако, живут в своих собственных мирах.
Я застал нашего двадцатиоднолетнего мастера-инженера, которого я назову Джерри, работающим над воссозданием моста Золотые Ворота[10] из спичек. Он был почти закончен. Рядом были отображены копии Капитолия, Эйфелевой башни и Тадж-Махала. Я немного понаблюдал за ним. Он работал быстро и ловко, при этом, кажется, не уделял особого внимания своему проекту. Его глаза метались по всей комнате, а ум, видимо, находился в другом месте. Он не использовал никаких записей и моделей, работал по памяти — по фотографиям, на которые лишь мельком взглянул.
Я обратился к Джерри, который, возможно, даже не заметил меня, — Это прекрасно. Как скоро ты закончишь?
— Закончишь, — ответил он, не сбавляя темпа.
— Что будешь делать дальше?
— Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше…
— Ладно, я должен идти.
— Идти. Идти. Идти.
— Пока, Джер.
— Пока, Джер.
Так было и с другими: большинство из них либо бесцельно блуждали, либо пялясь на кончики своих пальцев, либо изучая пятна на стенах. Временами кто-нибудь издавал собачий лай или начинал хлопать в ладоши, но никто из них не обращал на меня ни малейшего внимания и даже не смотрел в мою сторону, как если бы аутисты активно практиковали своего рода отчаянное избегание. Тем не менее, мы продолжаем пытаться найти способ наладить с ними связь, чтобы войти в их миры и привести их в наш.
Единственное, что огорчает, так это отсутствие у них контакта с другими людьми. Пока всё, что мы знаем — они могут быть вполне счастливы в пределах своих реалий, по сути охватывающих гигантские вселенные, исполненные невероятным разнообразием форм и отношений, с интересными и захватывающими видами и вкусами, запахами и звуками, которые нам себе и не представить. Было бы интересно заглянуть в такой мир хоть на один восхитительный момент. Решились ли бы мы остаться там — это уже другой вопрос.
БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Всё ещё пытаясь вплотную заняться тем, что я подозревал под датой предстоящего «отбытия» прота, я вышел прогуляться по саду, где в самом разгаре шла игра в крокет, хотя невозможно было определить, какие там действовали правила. Позади этого цирка я обнаружил Клауса, ведущего поверх подсолнухов оживлённую беседу с Кассандрой — женщиной за сорок, имевшую способность прогнозировать определённые события с непостижимой точностью. Как ей это удаётся — загадка для всех, в том числе для неё самой. Проблема Кассандры в том, что она не находит никакого интереса в чём-либо ещё. Попав к нам, она находилась в состоянии недалёком от голодной смерти. Первыми её словами, при виде представшей пред ней лужайки с множеством здешних кресел и скамеек, с которых она могла созерцать небо, были: «Думаю, мне здесь понравится».
Была одна область, в которой она превосходила другие — это погода. Возможно, из-за того, что большую часть времени она проводила вне стен — и зимой, и летом. Если вы когда-нибудь слышали будничные прогнозы бесстыжих теле-синоптиков, вы знаете, что предсказания их очень часто ошибочны. Кэсси же, как правило, оказывается права относительно периодов до двух недель со дня своих прогнозов. Я слышал даже, как Виллерс, её лечащий врач, советовался с ней об условиях предполагаемой прогулки в зоопарк, прежде чем утвердить установленную дату. (Когда Милтон услыхал, что погода ожидается ясная, он заметил: «Будет ясно? Конечно, тогда мы должны переждать, пока не станет лучше»).
Животные тоже, кажется, знают, когда грядут изменения в погоде, вероятно, по причине тонкой чувствительности к изменениям в атмосферном давлении или влажности, хоть и не столь заблаговременной. Наверное. Но как объяснить её поразительную способность предсказывать с более, чем девяностопроцентной точностью, кто станет следующим президентом или победителем Суперкубка, за недели и, даже, месяцы до этого. Подобного ни одно животное не сможет проделать. (По слухам, Виллерс имел некоторую выгоду с её бессвязных высказываний, которые зачастую хранил для себя, ссылаясь на врачебную тайну). Что видит она в солнце и звёздах из того, чего не можем увидеть все мы?
Я также видел Фрэнки, ковыляющую вокруг лужайки под её всегдашней чёрной тучкой. Её неспособность строить человеческие отношения, кажется, родственна некоей форме аутизма — возможно, в этом замешана сходная часть мозга. Однако, в отличии от подлинных аутистов, она не имеет проблем в общении с персоналом и её собратьями-пациентами, хотя выражения её подобны едким комментариям или резким выпадам. Являются ли эти пинки умышленными, я сказать не могу, но она была одной из тех пациенток, которым прот, как я надеялся, мог бы помочь, вопреки его собственным опасениям относительно человеческой любви.
В дальнем углу я заметил ещё нескольких больных, столпившихся под тенью большого дуба, словно стадо овец, прячущееся от жара августовского