Проглотив свой обед, я поделился с ним своими наблюдениями о том, что когда я был в его возрасте, не было ничего необычного в том, что студент, или даже врач, сомневался в своих способностях и временами чувствовал потрясение, страшась ответственности за жизнь своих пациентов. Но также добавил, что с опытом это проходит. Что он, как и все остальные, будет совершать ошибки. Что никто не идеален и мы можем делать только то, что в наших силах. И что в его случае все было довольно неплохо. Даже прот подтвердил это.
— А что сказал прот, пап?
— Он говорит, что ты станешь отличным врачом.
— Ну, если прот так думает, может быть у меня действительно все получится.
Хоть я немного и завидую, что мнение прота, а не мое, подняло ему настроение и успокоило, все же я почувствовал облегчение, что эта проблема, казалось, была решена. Теперь он проголодался. Так как я съел всю его еду, он заказал себе еще. Чтобы составить ему компанию, у меня еще оставался роскошный десерт, который я ел, пока мы обсуждали Дастина и некоторых других пациентов. Наконец он отодвинул тарелку в сторону и отхлебнул кофе.
Я поинтересовался, закончил ли он. Он кивнул. Так как он снова не доел, я выскреб остатки в свою десертную тарелку.
Обед был просто чудесен, с моим отцом у меня никогда ничего подобного не было. Но теперь я должен был вернуться и постараться быть хорошим врачом, несмотря на свои постоянные опасения, день пятницы и переполненный желудок.
— Ах, вишни! Ни одно существо не сможет остановиться, съев всего лишь одну ягоду.
— Прот! Где Роберт?
Чав! Ням, ням, ням.
— Он берет выходной.
— Что ты имеешь в виду под «Он берет выходной»?
— Сегодня он не хочет с тобой разговаривать. Дай ему отдохнуть. Чтобы он пришел в себя. — Хрум, хрум. — Вишню?
— Нет, спасибо. Почему в понедельник он будет расположен к разговору больше, чем сегодня?
— Ему нужно психологически к нему подготовиться.
— У нас мало времени, прот.
— Разве мы уже это не обсуждали? Поверь мне, док. Ты не должен торопиться в таких делах. Или ты предпочел бы дунуть в свой маленький свисток и убрать его обратно, как ты делал это месяц назад?
— А что в этом плохого?
— Ты хочешь подобраться к теме, от которой он пытался убежать большую часть своей жизни.
— Что это? Ты знаешь, что с ним случилось?
— Неа. Он никогда не рассказывал мне.
— Тогда откуда ты знаешь…
— Я периодически появляюсь здесь с 1963 года, помнишь?
— Что же нам теперь делать?
— Он почти готов поговорить об этом, просто дай ему еще немного времени.
Единственным звуков на магнитофонной ленте в этот момент было постукиванье чьей-то ноги, скорее всего моей собственной.
— Прот?
— Чего ты хочешь, Кемосабе?[28]
— Как думаешь, будет ли он чувствовать себя более комфортно, рассказав сначала об этом тебе?
— Не знаю. Если хочешь, я могу его спросить.
— Да, пожалуйста.
В течении длительного времени прот пристально всматривался в потолок. Это непростительно, но я зевнул. Проигнорировав это нарушение этикета, он воскликнул:
— Браво, доктор б.! Сначала он хочет поговорить со мной. Но он не хочет, чтобы я передавал разговор тебе. Он хочет сделать это сам.
— Расскажет ли он об этом тебе сейчас?
Прот вскинул руки в уже знакомом жесте отчаяния.
— Джин, джин, джин! Сколько раз я должен повторять тебе это? Он хочет сделать это в понедельник. С утра он расскажет об этом мне, а после полудня — тебе. Мне кажется, что это достаточно выгодная сделка, не так ли? Советую согласиться.
— Пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету.
— Умница.
Я наблюдал налитыми тяжестью глазами, как он энергично пожирал два фунта вишни.
— Так как у нас осталось немного времени, — сказал я, — Может быть, ты ответишь мне на несколько вопросов.
— Все, что угодно. За исключением вопросов, как лучше создать бомбу или засорить чужую ПЛАНЕТУ.
Я не стал спрашивать, что, по его мнению, мы засорили. Вместо этого я вытащил старый список вопросов, которые принес на пикник в честь Дня труда, но так и не получил на них ответы. Конечно, у меня были определенные скрытые мотивы задать их ему. Возможно, он скажет что-то такое, что поможет мне лучше понять его (и Роберта) непредсказуемый разум.
— Есть несколько вещей, о которых ты рассказал мне во время своего прошлого визита пять лет назад, но которые я никогда не проверял. Могу я сделать это сейчас?
— Я не думаю, что что-то может помешать тебе задавать твои бесконечные вопросы, джино.
— Спасибо. Сочту это за комплимент. Кстати, некоторые из них были посланы мне людьми, прочитавшими «Ка-ПЭКС».
— Ура им.
— Готов?
— Цель. Огонь!
— Не нужно сарказма, прот. Во-первых, как расшифровывается Ка-ПЭКС?
Он принял чопорный и напыщенный вид, прежде чем ответить.
— Ка — это высший класс планеты, последний шаг в эволюционном развитии, точка идеального мира и стабильности. ПЭКС означает «место пурпурных гор и равнин».
— Из-за вашего красного и синего солнц.
Он снова расслабился. — Бинго!
— Так «Би-ТИК», которую мы называем Земля, означает второй низший тип?
— Верно. Ты не захочешь знать, что такое категория «А».
— Почему?
— Те миры уже уничтожены своими жителями. Раньше они были «Би».
— Я понял. А «ТИК» означает…
— Красивая синяя вода, усеянная белыми облаками.
— Ага, разобрался.
— Я удивлен.
— Ладно. Что насчет Терсипиона?
— О, это они ее так называют. У нас она зовется ЭФ-СОДЖ.
— Хорошо. Расскажи мне о каких-нибудь существах, которых ты встречал. Похожих, например, на гигантских насекомых на… ой…ЭФ-СОДЖ.
— Используй свое воображение, док. Все, что ты можешь, и много чего не можешь, представить, где-то существует. Помни, что только в нашей ГАЛАКТИКЕ существует несколько миллиардов обитаемых планет и лун, не говоря уже о комете или двух. Ваш вид не может представить себе ничего, что хоть немного не похоже на вас самих. Ваши «эксперты» всегда говорят, что где-то невозможна жизнь, потому что там нет или воды, или кислорода, или чего-то еще. Очнитесь и вдохните запах хубаха!
Я решил, что настало время для кофе. Мне хотелось немного отдохнуть. Я вспомнил своего бывшего пациента, которого я называл Рип ван Винкль.[29] Рип мог заснуть даже во время полового акта. — Давай перейдем к более общим вопросам.
— Эээ… к Эйзенхауэру?[30]
— Нет, не к нему. Однажды ты сказал мне, что капэксиане задумываются о возможности путешествий в будущее. Помнишь?
— Конечно.
— Означает ли это, что вы уже можете отправляться в прошлое?
— Не так, как ты себе представляешь. Подумай: если люди могли бы вернуться сюда, скажем, из 2050 года, почему они еще этого не сделали?
— Может быть, сделали.
— Я не вижу поблизости ни одного из них, не так ли?
— Так путешествия в прошлое невозможны?
— Вовсе нет. Но, может быть, ваши люди будущего не хотят сюда возвращаться. Или, — добавил он многозначительно, — возможно,