В ветвях надо мной был фейри. Очень робкий. Я всегда замечала, что фейри больше всего похожи на растения. С людьми и животными все по стандарту: две руки, две ноги, одна голова – человек. Или четыре ноги и шерсть – овца. А вот у растений и фейри есть родовые признаки, но у дерева может быть сколько угодно веток, и расти они могут как угодно. Свои особенности тоже есть, но один вяз не слишком похож на соседний, а может и очень отличаться, если они росли по-разному. Фейри разделяются на прекрасных и совершенно жутких. У всех у них есть глаза, и у многих что-то вроде головы. У некоторых и конечности более или менее человеческие, а у других звериные, а третьи вовсе ни на что не похожи. Этот был как раз из третьих. Длинный, тощий и с кожей как грубая кора. Если не видеть глаз, которые вроде как снизу, примешь его за растение-паразит, заплетенное паутиной. Как у дубов есть желуди и листья-ладошки, а у орешника орехи и мелкие круглые листья, так у большинства фейри кожа узловатая и серая, или зеленая, или коричневая, и обычно они где-нибудь да волосатые. Этот был серый, и очень узловатый, и ближе к ужасному краю спектра.
Имена для фейри мало значат. Мы дома давали имена своим знакомым, и те либо отзывались, либо нет. Кажется, имена их смешили. И местам они не дают названий. Они и самих себя не называют фейри, это мы. Если подумать, они не сильны в существительных, а как они говорят… Так или иначе, этот фейри был мне совсем чужой, а я ему, и у меня не было для него ни имени, ни пароля. Он просто смотрел на меня, как будто готов был в любой момент отскочить или растаять в дереве. Пол фейри – тоже скользкий вопрос, кроме случаев, когда у них длинные развевающиеся волосы, унизанные цветами, или пенис величиной в его же рост, или еще что-то в таком роде. У этого никаких признаков не имелось, и я решила, что он будет оно.
– Друг, – сказала я, ничем не рискуя.
И тут его полное молчание взорвалось движением и речью:
– Иди. Опасно! Найди!
Фейри не говорят, как все люди. Как бы ни хотелось вам увидеть в них Галадриэль, таких речей от них не дождешься. Этот вот высказался и пропал, весь разом, не успела я рассказать ему о себе, расспросить про вязы и нельзя ли что-нибудь сделать. Так всегда бывает, когда они исчезают – между двумя ударами сердца, как не бывало.
Опасно? Найди? Я понятия не имела, что это значит. И не видела ничего опасного, но повернула обратно к школе, где звонили к ужину. Я оказалась в конце очереди, но этот ужин и горячий недорого стоил. Опасность меня не нашла, и я не нашла опасности, по крайней мере в ту ночь. Я выпила водянистый какао и понадеялась, что с фейри все в порядке. Я была рада, что оно здесь есть, пусть и не слишком общительное. Это мне как кусочек дома.
Четверг, 20 сентября 1979 года
Сегодня утром я обнаружила, что подразумевало фейри под «Найди» и «Опасно». Пришло письмо от моей матери.
Не знаю, каким образом встреча с фейри дала ей знать, где я. Мир живет не по удобной логике. Фейри бы ей не сказало, а кое-кто из людей мог, но те и прежде могли бы. Я думаю, она меня искала. В незнакомой местности, среди всего нового, меня нелегко было ухватить – я не взяла ничего, кроме трости и горстки своих вещей, а те мои вещи, что остались у нее, должны были уже вылинять. Но, открыв разум, чтобы вызывать фейри, я привлекла внимание. Может, из-за этого кто-нибудь дал ей мой адрес или она напрямую его узнала. Не важно. Почти всегда можно подобрать цепочку совпадений, если хочешь опровергнуть волшебство. Потому что оно происходит не так, как в книгах. Оно создает такие вот цепочки случайностей. Как если бы вы, щелкнув пальцами, получили розу, но только потому, что кто-то уронил розу с самолета так, что она упала аккурат вам в руки. Роза настоящая и самолет настоящий, но это не отменяет чуда, что роза оказалась у вас в руках.
Вот в чем я всегда ошибалась. Я хотела волшебства. Как в книгах. Но если волшебство действует как в книгах, то скорее как в «Резце небесном». Мы думали, что паллетный развалится у нас на глазах, а на самом деле в Лондоне уже несколько недель как решили его закрыть, только этого бы не случилось, если бы не наши цветы. Волшебство было бы легче ухватить, действуй оно как в книгах. А так, если у вас скептический склад ума, от него легко отмахнуться, потому что всегда найдется разумное объяснение. Оно всегда действует через реальный мир, и поэтому его всегда можно отрицать.
Вот и с письмом матери так. В нем шипы, но эти шипы не проявятся, если его кому-нибудь показать. Она предлагает прислать мне фотокарточки Мор, когда я отвечу. Она говорит, что скучает, но что теперь очередь отца немножко обо мне позаботиться – за такое рассуждение мне хочется ее придушить. А на конверте ее неподражаемым почерком аккуратно выведено: «Морвенне Марковой», и, значит, ей известно, под каким именем я живу.
Мне страшно. Но карточки я хочу и почти уверена, что здесь ей меня не достать.
Суббота, 22 сентября 1979 года
Сегодня дождь.
Я ходила в Освестри, ближний городок – едва ли он заслуживает такого названия, купить Шарон шампунь. Ей, как иудейке, нельзя пользоваться деньгами по субботам. Нашла библиотеку, но она закрывается в полдень. Зачем нужна библиотека, которая по субботам закрывается в полдень? Как это по-английски, честное слово! Книжных магазинов нет, но в «Смитсе» торгуют книгами – только бестселлерами, но это лучше, чем ничего.
Вернулась и остаток свободного времени провела в библиотеке, краснела над «Колесничим». Раньше до меня не доходило, что те герои греческих саг Рено, что влюбляются друг в друга, гомосексуалы, но теперь я поняла, что, конечно, так и есть. Я читала с опаской, как будто кто-то готов был отобрать у меня книгу, словно они знали, о чем она. Поражаюсь, что такая