Татьяна направилась обратно тем же путем, которым пришла, свернула за угол и чуть не врезалась в объект своих поисков.
– О! – воскликнула она, схватив его за руку, чтобы удержаться на ногах.
– Ш-ш-ш! – Жан-Пьер прижал ее к своему боку и накрыл ее рот ладонью. – Там съемочная группа. – Он кивнул на рампу впереди справа от него.
Татьяна напряглась от его прикосновения. Его запаха. Его мужественности. Он смотрел на нее с высоты шести футов трех дюймов своими карими глазами с золотыми и зелеными крапинками. Она сильно запала на него в приготовительной школе – первая любовь с привкусом горечи оттого, что их насильно оторвали друг от друга после внезапного разрыва между их семьями. Конечно же они оба продолжали жить дальше, ведь две тысячи миль, образовавшиеся между ними, – не менее эффективное средство разлучить влюбленных, чем хорошо разрекламированная в прессе вражда. Но когда он вступил в ряды «Гладиаторов» и она увидела его на какой-то вечеринке, ее снова потянуло к нему. Однако, судя по ледяным словам о судебном разбирательстве прошлой зимой, чувство это не было взаимным. Она до сих пор недоумевает, как яростная конфронтация в суде обернулась любовной горячкой.
И вот теперь, полыхая огнем, она лишь кивнула, прекрасно зная, что им следует избегать прессы.
Он хмуро смотрел на нее, не двигаясь с места.
– Что? – прошептала она, дрожа всем телом.
– Мы могли бы позволить им найти себя, – предложил он, осматривая ее с ног до головы и взвешивая эту идею. – И дать им заснять нас целующимися.
– Ты с ума сошел? – возмутилась она и схватила его за рукав, потянув в противоположном направлении.
Но он не двинулся с места.
– Это раз и навсегда покончило бы со слухами о нашей вражде, – сказал он.
Они несколько мгновений стояли лицом к лицу в полной тишине, пока Татьяна не услышала эхо шагов в северном коридоре.
– Мы и есть враги, – напомнила она ему, снова дергая его за руку. – То, что вы с моим отцом наладили отношения и ты начал играть в Нью-Йорке, еще не означает, что Рейно и Дусе вдруг стали друзьями. Когда твой дед уволил моего отца с должности директора по персоналу в «Мустангах», он как бы объявил нам войну.
Ее отец перевез семью на другой край страны, забрав Татьяну из школы и потребовав прекратить всяческие отношения с Жан-Пьером. И если отец был не слишком настойчив, то мать в данном вопросе оказалась абсолютно несгибаемой. Семнадцатилетней Татьяне просто пришлось подчиниться родителям и оставить Жан-Пьера в прошлом… и так было до того самого дня, когда он встретился с ней после суда и вновь всколыхнул все ее чувства.
– Думаешь, я не помню? – Он вел ее вглубь закрытой территории стадиона. – Но я бы назвал нас жертвами этой войны, а не врагами. В любом случае я бы предпочел не выносить сор из избы перед журналистами.
– Я это понимаю. – Ее сердце было готово вырваться из груди, хотя она уговаривала себя оставаться спокойной. – Я отвыкла общаться с журналистами, иначе никогда не допустила бы такого промаха с незнакомцем. Надо было знать. Прости.
Он коротко кивнул, ничем не выдав своих эмоций.
– Я припарковался вон там. – Он нажал на кнопку сигнализации на ключе, и фары стоявшего поблизости серого купе «астон-мартин» мигнули два раза. – Я мог бы подбросить тебя домой, и мы бы… поговорили.
Интересно, что означает эта пауза, задалась вопросом Татьяна. Он все еще злится за ее комментарий? В любом случае у нее есть к нему разговор.
– Спасибо. – Ее кожа снова покрылась липким потом. – Я приехала сюда на такси, так что с радостью воспользуюсь твоим предложением.
Она подгадала свой приезд так, чтобы не появиться на стадионе до конца игры, надеясь избежать встречи с отцом и отлучиться из дома на короткий срок.
Конец шелкового шарфика, которым она подвязала волосы, зацепился за блестку на платье. Она нервно дернула его, пытаясь освободить, и вырвала с мясом несколько страз. Стекляшки весело запрыгали вокруг нее по полу гаража, пока Жан-Пьер открывал дверцу спортивного автомобиля.
Несправедливо, что он выглядит так безупречно в сшитом на заказ костюме от «Хьюго Босс», а вся ее жизнь трещит по швам. Она раздраженно сдернула шарф с головы и плюхнулась на кожаное сиденье.
Жан-Пьер обошел машину, сел за руль, дал задний ход и, не теряя времени, направился к выезду. Движение после матча уже успокоилось, и они в мгновение ока оказались на трассе. Татьяна нервничала и никак не могла успокоиться перед тем, как объясниться с Жан-Пьером. Она даже не могла припомнить речь, которую репетировала тысячу раз, просто сидела и теребила бахрому на шарфе.
– Ты не слышала мои ответы на интервью, так ведь? – внезапно спросил Жан-Пьер, вырвав ее из размышлений.
– Боюсь, что нет. – Она обрадовалась возможности отсрочить разговор. – Я сбежала, как только узнала того репортера. Я поняла, что он постарается загнать тебя в угол моим комментарием, и улизнула прежде, чем мой отец успел нажать на спуск и расстрелять меня на глазах у пяти тысяч фанатов.
Она посмотрела на лицо Жан-Пьера, освещенное огнями панели приборов, – великолепный профиль в резкой вечерней тени со свежей царапиной на щеке. Сегодня ему повезло, он легко отделался. Она провела в мире отца достаточно времени, чтобы знать, какую цену иногда приходится платить за славу игрока даже самым сильным мужчинам.
– Я сказал прессе, что ты пошутила. – Он бросил на нее взгляд, успев заметить указатель о приближении к тоннелю Линкольна.
– Конечно, пошутила. Я думала, что говорю с фанатом «Гладиаторов», вот и решила сострить. – Она из опыта знала, что ей не нужно ублажать эго этого мужчины, но ей не нравилась мысль о том, что он может подумать, будто она говорила это всерьез. – Вы с Анри стоите друг друга. Если бы вы сыграли друг против друга десять матчей, я бы поставила по пять на каждого.
– Очень щедро с твой стороны. – Он сбавил скорость, притормаживая в потоке машин у светофора. – И возможно, ты права, учитывая статистику домашних игр. Но вернемся к интервью. Я не просто сказал репортерам, что ты пошутила, но еще намекнул им, что ты будешь моим гостем на пустой неделе и что тебе не терпится навестить Луизиану.
Он произнес это бесцветным тоном, отчего она подумала, что ослышалась. Он не мог так поступить! Она ему больше даже не нравится! Он ясно дал ей это понять, когда в последний раз покидал ее дом.
– Нет. Ты. Так. Не. Сделал, – прерывисто произнесла она.
– Еще как сделал. А что я мог сказать, Татьяна?
– Я просто… – Она судорожно сглотнула. – Это