Женщина только тихо бубнила: “Я не знаю, не знаю”. Она повторяла эти слова медленно, словно под наркотиками.

Абу Хайсам умолял ее. Угрожал. Взывал к ее совести, вере, к Аллаху. Уходили часы, и он боялся, что часы решающие.

“Насколько же вам промыли мозги! — закричал он в какой-то момент. — Почему вы защищаете людей, которые втравили вас во все это?”

Женщина не произнесла ни единого слога, из которого можно было бы выжать хоть что-нибудь, — ни тогда, ни в течение долгих месяцев после смертного приговора. Однако Абу Хайсам уже знал, кто стоит за терактами. Это знали все служащие Мухабарата, еще до того, как преступник распространил аудиозапись с признанием. Все признаки были налицо: четко спланированные взрывы, все в течение десяти минут; “комплектация” живых бомб — каждый террорист был снабжен устройством, состоящим из гексогена и металлических элементов в количестве достаточном, чтобы устроить настоящую бойню. Наиболее красноречивой подсказкой служил выбор мишеней: обычные отели, где по вечерам разряженные представители амманского среднего класса переполняли арендованный танцевальный зал, чтобы отпраздновать свадьбу или отметить какое-нибудь важное событие. Вряд ли кто-то из служащих разведки или армейских генералов явился бы в лобби “Рэдиссона” в девять вечера в будний день. Зато там собиралось множество иорданцев, верных ритуалам мирной жизни в стране, граничащей с зоной военных действий.

Подобный почерк, как и характерный голос на аудиозаписи, мог принадлежать только Заркави — человеку, которого Мухабарат знал исключительно хорошо. Когда произошли взрывы, Заркави возглавлял одну из самых страшных террористических сетей — “Аль-Каида в Ираке”*. Но иорданцы знали его еще по тем дням, когда он был Ахмадом-хулиганом, исключенным из школы выпивохой и скандалистом. Знали, как в конце восьмидесятых он отправился в Афганистан воевать с коммунистами и вернулся закаленным в боях религиозным фанатиком. После первых шагов по стезе терроризма он исчез в одной из самых мрачных иорданских тюрем. Оттуда он вышел еще более закаленным фанатиком, который к тому же проявил недюжинные способности вести за собой людей.

Абу Хайсам был среди тех, кто пытался изменить путь Заркави после тюрьмы. Он последним из разведчиков видел его в 1999 году, когда Заркави, получив разрешение навсегда покинуть страну, снова собрался в Афганистан, к будущему, которое, как думали в Иордании, не сулит ему ничего, кроме безвестности и пыльной могилы.

Затем произошло невероятное: вмешалась Америка. Мало кто за пределами разведывательной службы слышал о Заркави — и тут Вашингтон сделал из него звезду терроризма, объявив в 2003 году миру, что этот ничем не примечательный иорданец представляет собой связующее звено между иракской диктатурой и теми, кто стоял за терактами 11 сентября 2001 года. Это не соответствовало действительности, однако через несколько недель, когда войска США вторглись в Ирак, недавно ставший знаменитостью и щедро финансируемый террорист обрел поле боя, великую цель, а вскоре и тысячи последователей. Три беспокойных года он целенаправленно подталкивал Ирак к межконфессиональной вражде, организуя одно за другим беспрецедентно жестокие нападения на мирных шиитов в мечетях, на базарах и в школах. Он приводил в ужас миллионы, используя новую, в высшей степени персонализированную террористическую тактику: обезглавливал заложников, снимал казнь на видео и распространял запись по всему миру, пользуясь новыми возможностями интернета, позволяющими доставить информацию в каждый дом. Попутно он набросился и на родную Иорданию: с его помощью молниеносная победа США в Ираке превратилась в самую дорогостоящую американскую военную кампанию со времен Вьетнама.

И все же самое значительное его достижение явилось миру только спустя годы. Хотя некоторые считали его группу ответвлением “Аль-Каиды”*, Заркави не был ничьим подручным. Его бренд джихадизма был исключительно, жестоко оригинальным. Усама бен Ладен намеревался освободить исламские народы от тлетворного западного влияния, чтобы они когда-нибудь смогли объединиться в единое исламское теократическое государство, или халифат. Заркави же намеревался создать свой халифат немедленно, прямо сейчас. Он пытался установить царство Аллаха на земле посредством актов немыслимой жестокости, веря (и в этом он не ошибся), что демонстрация радикального насилия привлечет под его знамена наиболее убежденных джихадистов, а остальных запугает до полного повиновения. Его стратегия встряхнула Ближний Восток так, как никогда не удавалось “Аль-Каиде”*.

Но крайности Заркави заставили его противников действовать решительнее. После терактов в гостиницах Абу Хайсам и его коллеги из Мухабарата поставили себе простую цель: устранить человека, отдавшего приказ о взрывах. Когда в 2006 году им это удалось (иорданцы предоставили США разведданные, которые помогли выследить Заркави в его убежище), террористу и его организации, казалось, пришел конец. Однако последователи Заркави лишь ненадолго отступили; они тихо копили силы в бандитских провинциях Сирии и в 2013 году вновь явились на свет божий — уже не как террористическая группа, а как армия.

На этот раз измотанная войной Америка отказывалась помогать до тех пор, пока помогать не стало уже поздно. На этот раз не было ни серьезных попыток вооружить умеренных повстанцев, отказывавших ИГИЛ* в надежном пристанище, не было авиаударов, способных измотать руководство ИГИЛ* и его поставщиков. Дважды за десятилетие волны джихада грозили затопить регион. И дважды, казалось иорданцам, реакция США лишь пробивала очередную дыру в спасательной лодке.

Преемники Заркави именовали себя по-разному, пока не остановились на названии ИГИЛ, или просто Исламское государство*. Но они все так же провозглашали Заркави “шейхом моджахедов”, признавая основателем движения того, кто дерзко верил, что сумеет перекроить карту Ближнего Востока. И, подобно Заркави, они верили, что история их завоеваний на этом не закончится.

Заркави видел предсказание своей судьбы в пророческих пассажах священных исламских текстов, известных как хадисы. Он и его люди были теми воинами в черном, о которых богословы прежних времен писали: “Черные флаги придут с Востока, придут могучие мужи, с длинными волосами и бородами, их имена взяты по названиям родных городов”. Завоеватели претендовали не только на исконные исламские земли. Им также предстояло стать зачинщиками решающего политического сражения, которое приведет к уничтожению западных армий на севере Сирии.

“Искра зажглась здесь, в Ираке, — проповедовал Заркави, — и будет разгораться до тех пор, пока не сожжет армии крестоносцев в Дабике”.

Служащие разведки наслушались от Заркави этих речей, еще когда он сидел в тюрьме Мухабарата. Теперь те же наглые заявления исходили от его последователей. Тридцатитысячная армия встала у границ Иордании, призывая свою сестру Саиду.

Фарсу с обменом пленными пришел конец 3 февраля 2015 года, на следующий день после прибытия короля Иордании в Вашингтон с официальным визитом. Для Абдаллы II этот визит был последним в ряду изматывающих путешествий, во время которых он повторял одну и ту же просьбу о помощи. Его крошечная страна пыталась справиться с двумя навалившимися на нее из-за рубежа ношами: волной беженцев из Сирии — на тот момент около шестисот тысяч человек — и ценой, в которую обходилось участие в объединенной западно-арабской военной кампании против ИГИЛ*. Поездка проходила не особенно удачно.