– Сказала, что Господь это осуждает, так что папаня перенес пивной холодильник в гараж. И крепкую выпивку тоже. Похоже, вопрос решен.

Джек фыркнул. Джонни приложился к банке.

– Дерьмовое пиво.

– Бедняки, приятель, не выбирают. Не напрашивайся, а то стукну. – Джек выдул остаток, сунул пустую банку в рюкзак и достал третью.

– Ты историю сделал?

– Что я сказал насчет маленьких прегрешений? – Джек поискал что-то взглядом за спиной друга.

– Где твой велик?

– Не знаю.

– То есть как это ты не знаешь?

– Не хотелось ехать.

– У тебя же «Трек» за шесть сотен.

Джек отвел глаза. Пожал плечами.

– Я по старому скучаю. Вот и всё.

– И пока никаких следов?

– Увели, наверное. С концами.

Вот она, сила чувства, подумал Джонни. Старый велик Джека был желтой, как моча, железякой лет пятнадцати, с тремя передачами и длинным сиденьем типа «банан». Отец купил его с рук, но некоторое время назад велосипед пропал.

– Так ты на поезд запрыгнул?

Взгляд Джонни скользнул на покалеченную руку. Джек сломал ее в четыре года, когда свалился с пикапа. Тогда-то и обнаружилось, что у него полая кость. Джеку сделали операцию по заполнению сердцевины коровьей костью, но хирург попался не самый лучший, потому что после нее рука перестала расти. Пальцы не работали. Рука потеряла почти всю силу. Джонни говорил, что это ерунда, что ему наплевать, какая у друга рука. Но на самом деле все было не так просто. И для Джека вопрос оставался болезненным. Вот и теперь он заметил взгляд.

– Думаешь, я могу на поезд запрыгнуть? – сердито спросил он.

– Просто подумал о том парне. Ну ты знаешь.

Ту историю оба знали хорошо. Четырнадцатилетний парень одной из школ округа попытался вскочить на идущий поезд и не удержался. Попал под колеса и потерял обе ноги – одну отрезало у бедра, другую под коленом. Наглядное предупреждение для ребят вроде Джека.

– Парень был слабак. – Джек порылся в кармашке рюкзака и достал пачку ментоловых сигарет. Вытащив одну и держа ее между двумя детскими пальчиками, щелкнул зажигалкой, затянулся и выпустил на выдохе колечко дыма.

– И сигареты твой папаша покупает дерьмовые.

Джек посмотрел в безоблачное голубое небо и снова затянулся. Сигарета в его ручонке выглядела неестественно большой.

– Хочешь?

– Почему бы и нет?

Джек протянул другу сигарету и дал прикурить от тлеющего кончика своей.

Джонни затянулся и тут же закашлялся. Джек рассмеялся.

– Какой из тебя курильщик…

Джонни щелчком отправил окурок в реку.

– Дерьмовые сигареты, – повторил он и, подняв голову, увидел, что Джек уставился на синяки на его груди и ребрах.

– Свежие.

– Не такие уж и свежие. – Мимо их камня течение несло бревно. – Расскажи-ка мне еще раз.

– Что тебе рассказать еще раз?

– Про тот фургон.

– Черт, Джонни… Умеешь ты испортить хороший денек. Сколько раз повторять одно и то же? С последнего ничего не изменилось. И с предпоследнего тоже.

– Просто расскажи.

Джек затянулся и отвел глаза.

– Фургон был самый обычный.

– Какого цвета?

– Ты знаешь какого. – Джек вздохнул. – Белого.

– Вмятины? Царапины? Что еще ты помнишь?

– Год уже прошел.

– Что еще?

– Да чтоб тебя… Это был белый фургон. Белый. Как я уже говорил. И тебе, и копам.

Джонни ждал, и Джек в конце концов успокоился.

– Простой белый фургон. Такой, каким мог бы пользоваться разъездной маляр.

– Этого ты раньше не говорил.

– Говорил.

– Нет. Вот что ты говорил: белый, без заднего окна. Ты не говорил, что он был похож на фургон маляра. Почему ты сейчас так сказал? Может, было пятно сбоку от пролитой краски?

– Нет.

– Лестница на крыше? Решетка для лестницы?

Джек докурил сигарету и запулил окурок в реку.

– Просто фургон, Джонни. До нее было ярдов двести, когда это случилось. Я даже сомневался, что там была Алисса, пока не узнал, что она пропала. Шел домой из библиотеки. Как и она. Увидел, как фургон съехал с холма и остановился. Из окна высунулась рука, и твоя сестра подошла к машине. Не испугалась, ничего такого. Просто подошла. – Джек помолчал. – Потом открылась дверца, и кто-то ее схватил. Какой-то белый парень. В черной рубашке. Я уже сто раз говорил. Дверца закрылась, и они уехали. Все заняло, может, секунд десять. А больше мне и вспомнить нечего. – Джонни опустил голову, поддал ногой камешек. – Извини. Надо было что-то сделать, но я ничего не сделал. Как-то оно случилось… будто не по-настоящему.

Джонни поднялся и повернулся к реке. Потом кивнул.

– Дай мне еще пива.

Мальчишки пили пиво и купались. Джек покурил. Прошел час.

– Хочешь проверить кое-какие дома? – спросил Джек.

Джонни покачал головой. Джеку нравилась эта игра, нравился риск. Нравилось пробираться крадучись между домами, подсматривать, видеть то, что детям видеть не положено. Для Джека главным был адреналин.

– Не сегодня.

Джек прошел к велосипеду, взял засунутую между спицами карту, помахал над головой.

– А как насчет этого?

Джонни посмотрел на друга, а потом рассказал о своей встрече с детективом Хантом.

– Крепко за меня взялся.

Джек отмахнулся – чепуха.

– Он же просто коп.

– Твой отец тоже коп.

– Да, и я таскаю пиво из его холодильника. И о чем это тебе говорит? – Джек плюнул на землю в знак презрения. – Идем, сделаем что-нибудь, и тебе станет легче. Мы же оба это знаем. Не могу я сидеть здесь весь день.

– Нет.

– Ну как хочешь. – Джек засунул карту между спицами и увидел привязанное к велосипеду перо. – Эй, а это что?

Джонни посмотрел на друга.

– Ничего.

Джек повертел перо между пальцами, и оно заблестело по краям на солнце.

– Клевое.

– Я же сказал, не трогай.

Джек увидел, как нахохлился друг, выпустил перо из пальцев, и оно повисло на шнурке.

– Да я просто спросил.

Джонни расслабился. Джек – это Джек. Ничего плохого у него и в мыслях нет.

– Слышал, твой брат выбрал Клемсон[12].

– Ты уже слышал?

– Об этом во всех новостях говорят.

Джек подобрал камешек, перекатил из здоровой руки в больную.

– Его уже зовут в профессионалы. Побил рекорд на прошлой неделе.

– Какой рекорд?

– По хоумранам[13].

– Рекорд школы?

Джек покачал головой.

– Штата.

– Твой старик, должно быть, гордится им.

– Его сын станет знаменитостью. – Джек улыбнулся, на этот раз по-настоящему, но Джонни заметил, как друг еще крепче прижал больную руку к телу. – Конечно, гордится.

Они вернулись к пиву. Солнце поднялось еще выше, но дневной свет как будто потускнел. В воздухе пахнуло прохладой, словно сама река остыла. Джонни наполовину осушил третью банку, но потом отставил ее в сторону.

Джек захмелел.

О его брате больше не говорили.

В полдень с дороги долетел звук останавливающейся машины. Притормозив у моста, она свернула на старую транспортировочную колею, ведшую к высокому берегу над ними.

– Вот дерьмо. – Джек спрятал пивные банки. Джонни накинул рубашку, чтобы скрыть синяки, и Джек притворился, будто в этом нет ничего особенного. Рассказывать или нет – они давно об этом спорили. Высокая металлическая решетка выдвинулась из зарослей сорной травы, поднявшейся между двумя колеями, и Джонни увидел вощеное крыло пикапа. Хром отбрасывал солнечные блики, зеркальное ветровое стекло отражало мир. Пикап остановился, мотор взревел и затих.

Из четырех дверей открылись три. Джек выпрямился. Голубые джинсы.