Улица была загромождена обломками домов, поваленными телефонными столбами и проводами. Из каждого второго или третьего дома доносились голоса заживо погребенных и покинутых людей, все они кричали примерно одно и то же, соблюдая формальные правила вежливости: «Тасукэтэ курэ! Будьте так добры, помогите!» В нескольких руинах священники опознали дома своих знакомых, но из-за бушевавшего пожара уже ничем не могли им помочь. Всю дорогу господин Фукаи хныкал: «Позвольте мне остаться». Отряд повернул направо и вышел к целому кварталу разрушенных и пылающих зданий. У моста Сакаи, который должен был привести их к Восточному плацу, они увидели, что весь район на другой стороне реки объят пламенем; они не осмелились идти туда и вместо этого решили укрыться в парке Асано слева от них. Отец Кляйнзорге, который уже два дня страдал от тяжелого приступа диареи и очень ослаб, начал шататься под своей протестующей ношей; когда он попытался перелезть через обломки нескольких домов, преграждавших им путь в парк, то споткнулся, уронил господина Фукаи и кубарем скатился к берегу реки. Поднявшись, он увидел убегающего господина Фукаи. Отец Кляйнзорге крикнул дюжине солдат, стоявших у моста, чтобы они остановили его. Но когда он сам ринулся следом за господином Фукаи, отец Ласалль крикнул: «Поспешите! Не будем терять времени!» И тогда отец Кляйнзорге просто попросил солдат позаботиться о господине Фукаи. Они согласились, но маленький сломленный человек ускользнул от них, и последний раз, когда священники видели его, он бежал назад, к огню.

Господин Танимото очень испугался за свою семью и свою церковь и сначала бросился домой самым коротким путем — вдоль шоссе Кои. Он был единственным человеком, который пробирался в город; по дороге он встретил сотни и сотни людей, идущих в обратном направлении и, кажется, все без исключения пострадали. У одних были обожжены брови и кожа свисала клочьями с лица и рук. Другие испытывали такую острую боль, что им приходилось идти с поднятыми вверх руками, будто они что-то несли. Некоторых тошнило прямо на ходу. Многие были голыми или в лохмотьях. Под одеждой ожоги зачастую оставляли следы от лямок и подтяжек, а у некоторых женщин отпечатались цветы с узоров их кимоно (так получилось, поскольку белый цвет отталкивал тепловое излучение бомбы, а темная одежда его, наоборот, поглощала и притягивала к коже). Многие пострадавшие помогали идти своим родным, которым было еще хуже. Почти все эти люди шли, опустив головы, смотрели прямо перед собой, молчали и ни на что не реагировали.

Господин Танимото бежал всю дорогу, он пересек мосты Кои и Каннон и, приближаясь к центру города, увидел, что все дома тут разрушены, а многие — горят. Деревья здесь стояли голые, их стволы обуглились. Несколько раз он пытался пройти через завалы, но пламя всякий раз останавливало его. Из-под развалин многих домов раздавались крики, но никто не шел на помощь; как правило, выжившие в тот день помогали только родным и ближайшим соседям — понять масштабы бедствия и проявить сочувствие более широкому кругу людей они не могли. Раненые шли, прихрамывая, мимо стонущих — и господин Танимото тоже бежал мимо. Как христианин он был полон сострадания к тем, кто оказался под завалами; как японцу ему было стыдно, что он остался невредим; и он молился прямо на бегу: «Господи, помоги им и спаси их от огня».

Он думал, что ему удастся обогнуть пожары слева, поэтому вернулся обратно к мосту Каннон и некоторое время бежал по набережной, вдоль реки. Несколько раз он пытался свернуть на какую-нибудь улицу, но путь был закрыт, так что он взял еще левее и побежал в сторону станции Ёкогава на железной дороге, огибавшей город широким полукругом. Он бежал по рельсам, пока путь ему не преградил горящий поезд. Масштабы увиденных к этому моменту разрушений произвели на него такое сильное впечатление, что он решил повернуть к северу и побежал в пригород Гион, расположенный у подножья холмов. По пути он все время обгонял обожженных и покалеченных людей, и ему было так стыдно, что он постоянно поворачивался и говорил некоторым из них: «Простите, мне жаль, что судьба меня пощадила». Около Гиона ему начали попадаться сельские жители, которые шли в город, чтобы помочь пострадавшим, и, когда они видели его, иногда кричали: «Смотрите! Вот один невредимый». Достигнув Гиона, он спустился к правому берегу главной реки, Ота, и побежал вдоль нее, вниз по течению, пока снова не уперся в пожар. На другом берегу огня не было, так что он сбросил рубашку