— Все мужчины — животные, — процедила она сквозь зубы. — Ненавижу их! Ненавижу!
Я ответил мужчине на берегу тем же универсальным жестом, подтверждающим, что я прибыл для торговли, а не для ведения войны, и он, понимающе кивнув головой, тяжело шагая по песку, вернулся к своим товарищам.
Кара сжала кулаки. В глазах у нее стояли слезы.
— Наверное, Римм, пора послать твою рабыню в трюм за вином, — заметил я.
Римм усмехнулся и посмотрел на Кару.
— Принеси вина, — приказал он.
— Да, хозяин, — послушно ответила девушка и поспешно направилась к лестницам, ведущим в нижнюю часть корабля.
«Терсефора» была самым легким и быстроходным из моих судов, с сорока веслами, по двадцать с каждого борта, и двумя спаренными рулями. Как и большинство галер такого класса, она обладала довольно высокой посадкой: нижний грузовой трюм едва достигал ярда в высоту. Подобные суда не предназначены для перевозки грузов или больших партий рабов. Они обычно служат для патрулирования берегов или для срочной доставки донесений. На веслах у меня сидели свободные люди, как это традиционно принято на всех боевых галерах. Гребцы-рабы, как правило, используются только на грузовых судах. Гребной трюм на «Терсефоре» не имеет верхнего палубного настила, и сидящие на веслах открыты всем ветрам, хотя, правда, в непогоду или при слишком палящем солнце поверх трюма натягивается брезент. Собственно, гребной трюм на таких судах скорее следовало бы называть не трюмом, а нижней палубой, однако, поскольку здесь же в проемах между килевой частью корабля и скамьями гребцов хранятся запасы продовольствия, воды и всего необходимого для плавания, традиционное название «трюм» продолжает за ним сохраняться.
— Подойди поближе, — сказал я Турноку, — но киль на дно не клади.
Поскольку галеры обладают высокой посадкой, горианские мореходы с наступлением сумерек, как правило, подводят их к самому берегу — или, пользуясь их терминологией, «кладут киль на дно» — и располагаются на ночь в лагере. Однако сейчас я не склонен был следовать их примеру. Наоборот, я оставил гребцов на веслах и всю команду держал наготове, чтобы по первой команде мы могли немедленно выйти в море.
Турнок передал мой приказ рулевому.
Нос судна с вырезанной на нем громадной головой тарна и нарисованными по обеим сторонам борта глазами медленно повернулся по направлению к берегу. Пленных женщин-пантер к этому времени уже отвязывали от брусьев.
Я снял с себя капитанскую накидку и остался в одной тунике, с мечом на поясе и щитом. Римм последовал моему примеру.
Кара уже снова стояла у нас за спиной, держа в руках два больших кувшина с красным ка-ла-на, доставленным с плантации винных деревьев Ара.
— Не забудь мешок с кубками, — напомнил ей Римм.
— Да, хозяин, — ответила она, тряхнув копной стянутых сзади белой шерстяной лентой волос.
Воистину красивая Римму досталась рабыня!
— Суши весла! — приказал Турнок. — Толкать шестами!
Гребцы с грохотом втащили сорок длинных весел в трюм. Мы уже были в нескольких ярдах от берега. Двое матросов, стоящих по обеим сторонам носовой палубы, изо всех сил навалились на шесты, отталкиваясь ими от морского дна. «Терсефора» замерла, словно в раздумье, а затем медленно двинулась к берегу. Еще ярд-другой, и мы услышали, как под килем мягко заскрипел песок.
Турнок превосходно справился со своим делом.
Повернутая к берегу гордо вскинутая голова тарна, вырезанная на носу «Терсефоры», застыла над водой. Галера остановилась.
Расстегнув поясной ремень и подняв его над головой вместе с мечом и щитом, я спрыгнул в воду, погрузившись в нее по грудь. За спиной раздался еще один всплеск, свидетельствующий о том, что Римм последовал моему примеру.
Я направился к берегу. Оглянувшись назад, я увидел, как Турнок помогает Каре спуститься в воду и передает ей кувшины с вином и мешок с кубками. Римм немного поддержал ее, чтобы девушка покрепче встала на ноги, и, не теряя времени, последовал за мной, предоставив Турноку позаботиться о том, чтобы Кара надела на шею связанные вместе кувшины и закрепила на голове мешок с кубками.
Вскоре дно под ногами круто пошло на подъем. Я надел поясной ремень, а меч в ножнах перекинул, по горианской традиции, на спину, за левое плечо. Еще несколько ярдов, и я оказался на берегу. Песок был горячим.
Разбойники — вместе с предводителем, Арном, их было шестеро — двинулись нам навстречу, ведя с собой пленниц.
Руки девушек были связаны за спиной. На плечах у них лежала длинная, очищенная от коры ветвь с рогатинами на обоих концах. Рогатина вместе с несколькими петлями веревки надевалась на шею девушке, и концы веревки завязывались на ней таким образом, что пленница имела возможность свободно вращать в рогатине головой, но снять ее с себя не могла.
Держась за толстую ветвь рукой, Арн вел девушек за собой.
Мы встретились в нескольких ярдах от кромки воды.
Резким движением Арн поставил девушек на колени. Затем наступил ногой на ветвь с рогатинами и заставил пленниц низко опустить головы. В этом положении они продолжали оставаться и после того, как он убрал ногу.
— Римм, я вижу, ты побывал в руках у женщины! — расхохотался Арн.
На Римме, предпочитавшем обходиться без головного убора, даже без шлема, и сейчас не оказалось ничего, что могло бы скрыть выступившие на щеках красные пятна. За это время волосы его отросли, но выбритая на голове полоса все еще проглядывала, без слов говоря о том, что с ним произошло. Римм — и я уважаю его за это — не скрывал охватившего его чувства жгучего стыда.
— Хочешь поговорить об этом с мечом в руках? — спросил он у Арна.
— Нет, — со смехом ответил тот. — Надеюсь, у нас найдется тема поинтереснее.
Мы расположились на горячем песке. Кара опустилась на колени немного поодаль.
— Вина, — приказал Римм. Девушка поспешила наполнить кубки.
— Что нового? — поинтересовался Арн.
— Пока похвастаться нечем, — ответил Римм. — Мы прошли всю Тассу, но попадается одна только мелочь.
— Зато у меня полно приключений, — поспешил поделиться Арн. — Четыре дня назад под видом мелкого торговца заглянул в Лидиус.
— И торговля прошла удачно?
— Да, ухитрился отдать какие-то ржавые железки за пригоршню золота.
— Повезло, — заметил Римм.
— Слушай дальше, — ухмыльнулся Арн. — В одной таверне я увидел девчонку. Длинноногую, в короткой тунике, хотя и не рабыня, черноволосую такую, с надрезом на ухе. Назвалась Тиной.
В некоторых портовых городах иногда встречались свободные женщины, не имеющие семьи и зарабатывающие на жизнь чем придется. Надрез же на ухе женщины — равно как в подобных случаях и у мужчины — свидетельствовал о том, что она была поймана на воровстве, и служил первым, довольно легким наказанием, а всем остальным — предупреждением. Кстати сказать, если мужчина попадался на воровстве вторично, ему отрубали левую руку, а в третий раз — правую. Женщину при повторном проступке продавали