Примерно в четыре часа я наконец прошел в гостиную, где над своей диссертацией корпел Джим. Сегодня это заключалось в том, что они с Саймоном резались в «Лару Крофт». Осквернители могил невнятно поздоровались, хотя оторваться от экрана не сумел ни один. С таким же успехом я мог быть существом из черной лагуны, прибывшим с миссией поставить чайник. Джим и Саймон напоминали фотографии «До» и «После» в культуристских рекламах. Джим – высокий и мускулистый, лицо у него здорового цвета, как у человека, который с пятилетнего возраста каждую зиму катается на лыжах; Саймон же – тощий, бледный и неуклюжий. Если бы «Лару Крофт» сделали более реалистичной, она бы наверняка рявкнула с экрана: «Хватит пялиться на мои сиськи, маленький гаденыш», – и спихнула Саймона с дивана. Он делал многообещающую карьеру, подавая пиво в пластиковых стаканчиках студентам университета, который сам окончил несколько лет назад. Саймон получил эту работу в день выпуска и надеялся заработать достаточно денег, чтобы однажды расплатиться с долгами, которые накопил по другую сторону стойки бара.
Хлопнула дверь – вернулся Пол. Швырнул на кухонный стол кипу потрепанных учебников и издал вздох мученика, которым явно хотел спровоцировать озабоченные расспросы, как прошел день. Никаких расспросов, разумеется, не последовало.
– О-хо-хо, – протяжно выдохнул Пол, но мы отказывались глотать наживку.
Он сунул пакет молока в холодильник и выгреб из раковины использованные чайные пакетики. Вздохи недвусмысленно указывали на раздражение Пола – мало того, что никто не убирает за собой, так ему еще приходится выливать помои после тяжкого трудового дня. В общем, вздохи намекали, что ни барная карьера Саймона, ни диссертация Джима, ни мое чирикание на клавишах и рядом не стоят с усилиями, которые приходится затрачивать Полу на преподавательской стезе. Вообще-то, это правда, но неважно.
Мы жили сообща уже пару лет. Никто из обитателей квартиры не знал меня, когда я снимал в ней комнату, что меня вполне устраивало. Из квартиры открывался роскошный вид на Балхамское шоссе, и располагалась она очень удобно – прямо над продуктовой лавкой, куда в любое время дня и ночи можно было заскочить за мясом по-арабски. Только не подумайте, что это обшарпанная, запущенная халупа, в которой зарастают грязью четыре мужика – мы строго придерживались графика дежурств, согласно которому по очереди спихивали всю уборку на Пола.
Пол сгреб остаток масла в масленку и аккуратно сложил фольгу, прежде чем бросить ее в мусорное ведро. Поскольку безличными вздохами привлечь к себе внимание не удалось, он перешел к другой тактике.
– Майкл, как прошел день?
– Хреново, – ответил я.
– Неужели? А что случилось? – В голосе Пола звучало искреннее беспокойство.
– Этот долбаный разносчик газет разбудил меня в семь утра только для того, чтобы сказать, что больше не будет приносить мне газету в постель. Заявил, что его мамаша считает это извращением. Ясно помню – я с самого начала говорил, что неразумно сообщать об этом обстоятельстве родителям.
Повисла пауза.
– Э-э… Это я сказал его матери, – признался Пол с видом человека, который давно готовился к противостоянию.
– Ты? На кой хрен?
– Ну, во-первых, я не особенно в восторге оттого, что ты даешь ключи от входной двери тринадцатилетнему правонарушителю.
– Он не правонарушитель.
– Правонарушитель. И знаешь, откуда мне это известно? Я его учитель. Трой учится в моем классе. А позавчера в семь утра я голышом вышел из ванны и увидел, как Трой пялится на меня с лестничной площадки.
Джим расхохотался, выплюнув чай обратно в чашку.
– И что ты ему сказал?
– Я сказал: «Здравствуй, Трой».
– А он?
– А он сказал: «Здравствуйте, мистер Хичкок». Честно говоря, он несколько смутился. На самом деле, парню не повезло: уже несколько дней он старательно избегал меня, поскольку задолжал сочинение об образе Хрюши в «Повелителе мух»[2]. По-моему, он решил, будто я вломился сюда голым в семь часов утра только для того, чтобы спросить у него про сочинение.
Раздражение мое никак не проходило.
– Значит, ты наткнулся на него на лестничной площадке? И что с того? Это еще не значит, что ты должен жаловаться его мамаше.
– Я его учитель, Майкл. И, знаешь, это выглядит как-то… нехорошо. МАЛЬЧИК ПОСЕЩАЕТ ПЕРЕД УРОКАМИ КВАРТИРУ ГОЛОГО УЧИТЕЛЯ. Кроме того, мне совсем не нравится напоминать своему классу, что меня зовут мистер Хичкок, а вовсе не Хихи-чпок.
Джим уже столько раз выплевывал чай обратно, что пить его, наверное, стало невозможно.
– Вот потому на вчерашнем родительском собрании, – продолжал Пол, – я сказал его матери, что у ее сына есть ключ от моей квартиры, и накануне утром он видел меня голым.
– Возможно, ты нашел не самый лучший способ объясниться.
– Ну, задним умом я понимаю, что, наверное, мог бы сформулировать иначе. Мать Троя пришла в ярость и стала бить меня туфлей. Завучу пришлось ее оттаскивать.
Обиженная физиономия Пола спровоцировала всеобщее веселье.
– Не принимай на свой счет, Пол, – сказал я, – мы смеемся не над тобой.
– А я – над ним, – возразил Джим.
– Да и я, вообще-то, – тоже, – добавил Саймон.
Пол занялся проверкой домашних заданий, и, будь мы к нему добрее, школяры получили бы сегодня оценки повыше. Пол из тех учителей, что не способны управлять классом. Он чем-то выделялся – примерно так же, как выделяется ковыляющая за стадом раненая антилопа-гну. Он честно пытался не походить на подбитую антилопу-гну – даже когда один из учеников продал его машину.
Не знаю, зачем школьнику понадобилось пускаться на такое. Пол приходит в бешенство от куда более невинных вещей. Однажды он поставил нас в известность, что отныне будет доставать только свои волосы из того клубка, который забивает сливное отверстие в раковине, и как-то раз мы застукали его сидящим на корточках в пустой ванне: он пытался отделить рыжие волоски от остальных. Это вовсе не значит, что Пол – мелочный человек. Просто его раздражает, когда пасту выдавливают из тюбика не с того конца. На самом деле, его раздражает все,