– Но ты впутался в них не поэтому! – сказал отец, хлопнув ладонью по столу и заставив подпрыгнуть чернильницу и перья. – Это все твоя несносная страсть совать нос в чужие дела и, не сомневаюсь, твоя слабость к компании распутных женщин!
– Не женщин, – пробормотал я, – а муз.
– Э?.. Хватит пустой болтовни. Надвигаются важные события, и в кои-то веки ты сможешь сколько душе угодно совать нос в чужие дела с благословения семьи.
Это звучало многообещающе.
– А как же Клодий? – уточнил я.
Отец беспокойно шевельнулся, что случалось с ним весьма редко.
– Мы отчасти уладили дела с Цезарем, поэтому, пока он в городе, маленькая свинья, вероятно, оставит тебя в покое. Но Цезарь покидает Рим в конце года, и тогда ты тоже уедешь. К тебе пришли известия о том, что Цезаря назначили проконсулом?
– В Египте мы получили весть о том, что ему и Бибулу поручают поддерживать в должном виде италийские козьи тропы и навозные кучи, но на Родос пришло известие, что Ватиний добыл для Цезаря Цизальпийскую Галлию и Иллирик.
– Все верно. А теперь Сенат отдал ему еще и Трансальпийскую Галлию, и его проконсульство должно продлиться пять лет.
У меня отвисла челюсть.
– Никто никогда не получал такую территорию и такую должность на столь долгий срок! – воскликнул я. – Все знают, что Галлия вот-вот взорвется, как вулкан. И ее целиком отдали Цезарю?
– В точности мои мысли. Большинство сенаторов надеются, что он опозорится или погибнет. Но, в любом случае, его не будет в Риме пять лет.
– Это же глупо, – сказал я. – Цезарь умнее всех остальных сенаторов, вместе взятых. Спустя пять лет у него будет больше клиентов, чем у Мария[3], и он станет достаточно могущественным, чтобы пойти маршем на Рим.
– Полагаешь, только тебе пришло такое в голову? – Отец пренебрежительно махнул рукой. – Это не твоя забота. Теперь, когда ты вернулся, я соберу глав семьи. Будь здесь нынче вечером до захода солнца.
И он вернулся к своим свиткам. Вот и всё. Меня отпустили.
Я был озадачен, но испытал глубокое облегчение. Явившись к отцу, я исполнил свой главный долг и теперь мог делать, что хотел. Поэтому, естественно, я отправился на Форум. Римлянин, слишком долго оторванный от Форума, страдает от болезни духа, тоскует и чахнет. Он знает, что, несмотря на важность его работы, несмотря на безудержность местных удовольствий, находится далеко от центра мира.
Замечательно было приблизиться к тому месту, куда привели меня все те сотни мильных камней.
Вынырнуть из лабиринта узких улочек и переулков на Форум – это все равно что выйти из узкого горного ущелья на огромную равнину. Перспектива расширилась, и теперь я видел не только узкую полоску неба над головой. Огромные базилики, монументы, ростра, курия, в которой собирался Сенат и которая тогда еще не сгорела дотла[4], и мое самое любимое – храмы. Начиная с красивого маленького круглого храма Весты, их вереница поднималась к высшей точке, к великолепному венцу Капитолия, храму Юпитера Лучшего и Величайшего.
Но еще больше, чем архитектура, Форум делали люди. Как обычно, он был переполнен – даже в этот довольно прохладный декабрьский день. Горожане, свободные и рабы, женщины, чужестранцы и дети невесть какого статуса – все они суетились, бездельничали, играли, как им подсказывало настроение. А настроение тут было возбужденным. Человек, созвучный с сердцебиением Рима (а я один из таких людей), способен ощущать царящие в городе эмоции, как мать ощущает настроение своего ребенка: испуганное, печальное, веселое, негодующее, сердитое; все эти чувства очевидны для того, кто умеет распознавать их признаки.
Я знал, что дело тут не только в предвкушении Сатурналий, которые должны были начаться через несколько дней. Как бы ни любили римляне попойки этого праздника, в нем есть и нечто мрачное, потому что тогда нам приходится отдавать свои долги. Нет, тут было нечто большее, еще одна интригующая маленькая загадка, которую следовало разгадать.
Окунувшись в толпу, я стал приветствовать старых друзей, приглашая их на обед. При всей своей грозной мощи и славе Рим – всего лишь деревня-переросток, где, куда ни посмотри, обязательно увидишь кого-нибудь из знакомых. С Гермесом, следовавшим за мной по пятам, я медленно пересек Форум и поднялся на Капитолий, где принес благодарственную жертву за свое благополучное возвращение.
Когда перевалило за полдень, я послал Гермеса домой за банными принадлежностями и расслабился в пару и горячей воде, пока друзья и знакомые сплетничали о возницах, гладиаторах, опозорившихся женщинах и так далее, и тому подобное. Похоже, никто не хотел распространяться о политике, и я счел это странным. Не то чтобы люди боялись, как могли бы бояться, если б у власти находился сумасшедший тиран или безжалостный диктатор, как в последний год Мария или во время проскрипций Суллы – скорее, они были сбиты с толку. Последнее, в чем хочет признаться римлянин – это что он не знает, что происходит.
Поэтому следующее место, куда я заглянул, было египетским посольством. Посланник Лисий провел в Риме целую вечность и собирал все слухи в мире, поскольку почти всю жизнь угощал и подкупал членов римского правительства и остальных посланников. Старый толстый извращенец принял меня, как всегда, гостеприимно. Я с некоторым унынием заметил, что под толстым слоем косметики лицо его испещрено множеством крошечных язв. Может, вскоре нам понадобится новый египетский посланник. Это опечалило бы меня, потому что сей человек, если можно так выразиться, являлся неоценимым ресурсом.
– Добро пожаловать, сенатор, добро пожаловать, – восторженно сказал старик.
Он хлопнул в ладоши, и в комнату прибежали рабы, чтобы омыть мне руки и ноги, хотя я только что явился из бани. Один из них взял мою тогу, другой сунул мне в руки чашу, а остальные принялись неистово обмахивать нас опахалами. Здесь не было жарко и не жужжали мухи, но, может быть, рабы просто нуждались в упражнениях.
Мы вошли в маленькую круглую обеденную залу – одну из многих эксцентричных особенностей египетского посольства. Я никогда не мог разглядеть в этом здании никакой архитектурной последовательности.
– Его Величество сообщил мне, что ты оказал ему в прошлом году некие выдающиеся услуги. Он премного благодарен, – сказал хозяин дома.
Не успел он договорить, как на столе перед нами, словно по волшебству, появились яства. Меня всегда изумляло, что в какой бы час я ни заглянул к посланнику, я всегда попадал в обеденное время. Римляне педантично соблюдают время трапез, но Лисий не таков. Даже если ты наносишь ему импровизированный визит вежливости, у него всегда наготове не только обычные фрукты и оливки, но и свежевыпеченный хлеб, все еще горячий, из печи, и целый жареный петух с до сих пор хрустящей корочкой.
За