— Ты чего? — спросила она, чуть наклонив голову.
— Да так, — ответил он. — Ничего.
Иногда она излучала такое всепроницающее обаяние, что все мрачные или путаные мысли в его голове словно растворялись. Мадлен была из тех редких женщин, которые, будучи настоящими красавицами, совершенно не заботятся о своей внешности.
Она подошла к нему и окинула взглядом пейзаж за окном.
— Смотри, олени опять ели птичий корм, — произнесла она умиленно.
Все три столбика с подвесными кормушками, вкопанные за газоном, были частично выкорчеваны из земли. Рассматривая их, Гурни вдруг понял, что разделяет беззлобное умиление жены в адрес оленей, и это было странно. Например, белки отнюдь не казались ему забавными хулиганами. Его раздражали их резкие, вороватые движения и постоянная одержимость едой. Даже сейчас они с крысиной жадностью подъедали не доставшийся оленям корм из покосившихся кормушек.
Его улыбка испарилась, сменившись раздражением, которое, как он видел в минуты ясности, стало его самой частой реакцией на все подряд и росло из сложностей в их с Мадлен браке, одновременно эти сложности усугубляя. Мадлен считала, что белки — умные, хитрые и неутомимые существа, достойные восхищения за свое неунывающее упорство. Она любила их, как любила саму жизнь. А Гурни хотелось в этих белок стрелять.
Он не то чтобы хотел их убивать или калечить, нет. Но с каким удовольствием он согнал бы их с кормушек выстрелом из пневматики, чтобы просто напугать, чтобы они умчались обратно в лес, где им и место. Убийство никогда не казалось ему подходящим решением. За все годы в полиции, за все время работы детективом, за двадцать пять лет охоты на жестоких преступников в жестоком городе он ни разу не вытащил из кобуры пистолет, почти не прикасался к оружию вне стрелкового полигона и совершенно не собирался изменять себе теперь. Гурни никогда не любил слишком легких решений — ни в полицейской работе, ни в жизни.
Он почувствовал, как Мадлен пытливо рассматривает его и, кажется, читает его мысли. Он уже собрался было возразить на ее немой укор, но зазвонил телефон. Точнее, сразу два телефона — настольный в его кабинете и мобильный на кухонной столешнице. Мадлен поспешила в кабинет. Гурни взял мобильный.
Глава 2
Невеста без головы
Джек Хардвик был хамоватым, ершистым циником с холодным взглядом водянистых глаз, который слишком много пил и смотрел на мир как на злой капустник. Друзей у него не было, поскольку он не внушал людям доверия. Гурни думал, что Хардвиком правят сомнительные желания за неимением каких-либо других. В то же время Гурни считал его одним из самых умных и проницательных детективов, с кем ему приходилось работать. Так что знакомый грубый голос в телефонной трубке вызвал смешанные чувства.
— Дэйв, старичок!
Гурни поморщился. Его всегда коробило от этого обращения — и велика вероятность, что Хардвик использовал его намеренно.
— Чем обязан?
В ответ прозвучал знакомый скрипучий смех.
— На деле Меллери ты хвалился, что встаешь с петухами. Вот я и решил проверить, врал ты или нет.
Хардвик ненавидел сразу переходить к делу. Собеседникам неизбежно приходилось сперва выдержать пытку его приколами.
— Что тебе нужно, Джек?
— Слушай, а у вас там на ферме реально петухи бегают? Кукарекают, гадят повсюду, как положено? Или про петухов ты сказал для красного словца?
— Джек, зачем ты мне звонишь?
— А что, обязательно нужна причина? Может, приспичило услышать голос старого другана. Может, я соскучился.
— Не морочь мне голову, ты никогда не звонишь просто так.
Трубка опять загоготала.
— Какой ты бездушный, Гурни!
— Ты меня отвлекаешь от второй чашки кофе. Так что либо давай к делу, либо я кладу трубку. Пять. Четыре. Три. Два. Один…
— Юную невесту кокнули прямо на свадьбе. Тебе должно понравиться.
— С чего ты взял?
— Телку не просто пришили, ее натурально покромсали на ленточки. Точнее, расчленили. Орудие убийства — мачете. Ты же спец по мокрухе!
— Спец по мокрухе ушел на покой.
Ответный гогот был громче и дольше прежнего.
— Джек, я не шучу. Я больше не при делах.
— Да я уж помню, как ты был «не при делах» на деле Меллери!
— Это было временное помутнение.
— Ах, неужели.
— Джек… — Гурни начал терять терпение.
— Ладно, я понял. Ты на пенсии, тебе неинтересно. Дай мне две минуты, и я тебе докажу, что дело стоящее.
— Джек, черт же тебя побери…
— Ну две долбаные минуты, е-мое! Ты же на пенсии, тебе нехрен делать, сидишь там и чешешь мячики для гольфа! У тебя что, реально нет двух минут для старого напарника?
На этих словах левое веко Гурни нервно дернулось.
— Мы никогда не были напарниками.
— Да как ты смеешь! Я оскорблен!
— Копали вместе пару дел, да. А напарниками — не были.
Гурни не хотел себе в этом признаваться, но их с Хардвиком отношения были особенными. Десяток лет назад, работая над разными аспектами одного убийства, находясь в разных округах, разделенные почти двумя сотнями километров, оба независимо друг от друга обнаружили части одного расчлененного тела. Такого рода совпадения странным образом сближают.
Хардвик заговорил снова, на этот раз почти жалобно.
— Так что, послушаешь меня пару минут?
— Давай, — сдался Гурни.
К Хардвику вернулось воодушевление, и он закаркал голосом ярмарочного зазывалы, страдающего раком глотки.
— Я все понимаю, ты у нас парень занятой, так что не буду тянуть кота за хвост. Между прочим, это огромное одолжение с моей стороны! — он помолчал, затем спросил: — Ты там слушаешь?
— Время идет.
— Вот гад неблагодарный, а! Будь по-твоему, если кратко, то дельце четырехмесячной давности, форменная сенсация: избалованная девочка-мажорка выскочила за знаменитого психиатра-толстосума. А через час после свадебных клятв, в разгар пиршества, психанутый садовник жениха порубал новобрачную в капусту мачете и свалил!
Гурни тут же припомнил пару заголовков из желтых газет, которые, видимо, относились к этому делу. Что-то вроде «Кровавая свадьба» и «Из-под венца на кладбище». Он молчал, ожидая продолжения, но тут Хардвик решил прочистить горло, и Гурни брезгливо отвел телефонную трубку в сторону.
Наконец Хардвик произнес:
— Так чего, дальше рассказывать?
— Ну.
— У меня ощущение, что я разговариваю с трупом. Ты не мог бы попискивать каждые десять секунд, чтобы я знал, что ты живой?
— Джек, какого хрена тебе надо, а?
— Я раздобыл для тебя дело жизни, старичок!
— Я больше не коп. У меня теперь другая жизнь.
— Старичок, ты, кажется, стал туговат на ухо. Тебе сорок восемь, а не восемьдесят четыре, так что слушай. В чем самая соль, уточняю: дочка богатенького нейрохирурга с мировым именем выходит за гламурного психиатра, который появляется у самой Опры. И вот, их всего час как поженили, гуляет свадьба на двести персон, и тут невеста за каким-то лядом прется в домик садовника. Ну, мало ли, девка подшофе, почему не позвать садовника