Чертовы тридцать вечеров, испортившие ему все летние каникулы.
Сидеть тут с пяти до десяти вечера, вместо того чтобы гулять с Сарабет и друзьями, – и все из-за социальной нормы, которой придерживаются четыре из пяти человек.
Когда звонил телефон, Ченс чаще всего игнорировал его. А когда он отвечал, это всегда оказывался какой-нибудь неудачник, которому нужно было указать дорогу к болоту.
«Зайди на чертов веб-сайт или воспользуйся услугами “Мэпквест”, придурок!»
Ченсу не было позволено звонить отсюда кому бы то ни было, но со вчерашнего дня он приладился разводить Сарабет на секс по мобильному телефону. Она влюбилась в него еще сильнее за то, что он не сдал ее Рамли.
Ченс сидел, пил из жестянки ставший теплым «Джолт»[2]. Нащупал в кармане штанов пакет с едой, но решил: «Попозже».
Еще девятнадцать вечеров строгого заключения. Он начинал чувствовать себя одним из членов «Арийского братства»[3].
Две с половиной чертовых недели, пока он, наконец, не будет свободен от этих лютер-кинговских работ. Ченс взглянул на свои наручные часы. Девять двадцать четыре. Еще тридцать шесть минут, и он сможет уйти.
Телефон зазвонил.
Ченс проигнорировал его.
Телефон продолжал звонить – десять звонков.
Ченс позволил ему умереть своей смертью.
Минуту спустя телефон зазвонил снова, и он решил, что, наверное, нужно ответить: вдруг это Рамли проверяет его?
Откашлявшись и войдя в образ Мистера Искренность, Ченс поднял трубку.
– Организация спасения Болота.
Молчание на другом конце провода заставило его улыбнуться. Кто-то из друзей разыгрывает его, скорее всего, Итан. Или Бен, или Джаред.
– Слушай, колись, все и так всплыло.
Странный шипящий голос произнес:
– Всплыло? – Жутковатый смешок. – Кое-что потонуло. И погребено в вашем болоте.
– Ладно, приятель…
– Заткнись и слушай.
От такого обращения кровь бросилась Ченсу в лицо, как бывало в те моменты, когда он готов был перехватить мяч у какого-нибудь разгильдяя из команды противника, а потом принять невинный вид, когда тот начинал хныкать, что его оттолкнули.
– Отвали, чувак, – сказал Ченс.
Шипящий голос продолжил:
– Восточная сторона болота. Взгляни и найдешь.
– Можно подумать, мне…
– Мертвое, – перебил его Шипящий. – Кое-что очень-очень мертвое. – Смешок. – Чувак.
И связь оборвалась прежде, чем Ченс успел сказать ему, чтобы он засунул свое «кое-что мертвое» в…
Голос от двери спросил:
– Ну, как дела?
Лицо у Ченса все еще горело, но он опять напустил на себя вид Мистера Искренность и поднял взгляд.
В дверях стоял Дабофф в футболке с эмблемой «Спасем Болото», дурацких шортах, слишком сильно открывавших его тощие белые ноги, и пластиковых сандалиях, совершенно по-тупому выглядевших на старике с седой бородой.
– Здравствуйте, мистер Дабофф, – ответил Ченс.
– Привет-привет. – Дабофф отсалютовал ему, подняв кулак. – Ты взглянул на цапель перед тем, как прийти сюда?
– Пока нет, сэр.
– Невероятные птицы. Величественные. Вот такой размах крыльев. – Он вытянул в стороны морщинистые руки.
«Зря ты считаешь, будто мне есть до этого дело».
Дабофф подошел ближе; от него кошмарно воняло органическим дезодорантом, который он пытался всучить еще и Ченсу.
– Совсем как птеродактили. И умелые рыболовы.
Ченс полагал, будто цапля – это и есть рыба, пока Дабофф не сообщил ему обратное.
Тот устроился поблизости от стола, обнажив в улыбке ужасные зубы.
– Богачи в Беверли-Хиллз не любят, когда в сезон кормления птенцов цапли прилетают и поедают их драгоценных карпов-кои. Кои – это извращение. Мутация, которой люди подвергли бурого карпа, перепутав все ДНК, чтобы получить эту дикую расцветку. Цапли – это сама Природа, великолепные хищники. Они кормят птенцов и восстанавливают истинный природный баланс. Чтоб эти типы из Беверли-Хиллз провалились, ага?
Ченс улыбнулся.
Должно быть, эта улыбка была недостаточно широкой, потому что Дабофф вдруг нахмурился.
– Ты ведь живешь не там, если я правильно помню?
– Нет, сэр.
– Ты живешь в…
– Брентвуде.
– В Брентвуде, – повторил за ним Дабофф, точно пытаясь сообразить, что бы это значило. – Твои родители не держать карпов-кои?
– Нет. У нас даже собаки нету.
– Это хорошо с вашей стороны, – отозвался Дабофф, похлопав Ченса по плечу. – Они все равно что рабы, эти домашние питомцы. Вся эта идея ничем не лучше рабства.
Его рука по-прежнему лежала на плече Ченса, и тот задумался – может быть, этот тип педик?
– Ну да, – произнес он, слегка отодвигаясь.
Дабофф почесал колено, опять нахмурился и потер розовый волдырь.
– Остановился у болота, чтобы проверить, не накидали ли там мусора. Должно быть, там меня кто-то укусил.
– Обеспечивать едой братьев наших меньших – хорошее дело, – сказал Ченс.
Дабофф смотрел на него, словно пытаясь понять, не морочит ли парень ему голову.
Ченс снова напустил на себя облик Мистера Искренность, и Дабофф, решив, что тот говорил от души, улыбнулся.
– Полагаю, ты прав… ладно, я просто подумал, что надо зайти и проверить, как у тебя дела, перед тем как твоя вахта завершится.
– У меня все отлично, сэр.
– Ладно, попозже я еще зайду.
– Эм-м, сэр… мне вроде как скоро уходить, – напомнил Ченс.
Дабофф улыбнулся.
– Ну да, конечно. В десять можешь закрывать офис. Я приду потом. – Он направился к двери, потом остановился и оглянулся. – Ты делаешь благое дело, Ченс, что бы ни сподвигло тебя на это.
– Совершенно верно, сэр.
– Зови меня Сил.
– Договорились, Сил.
– Ты ничего не хочешь мне передать? – осведомился Дабофф.
– Что именно, сэр?
– Были звонки или сообщения?
Ченс улыбнулся, сверкнув идеальными белыми зубами, которыми был обязан пяти годам посещения кабинета доктора Вассермана.
– Ничего не было, Сил, – с абсолютной уверенностью в голосе ответил он.
Глава 2
Бобу Эрнандесу были нужны деньги.
Ничто, кроме денег, не могло дать ему возможность выбраться из ситуации.
В пять часов утра «Тихоокеанские общественные склады» походили на заполненный туманом мусорный контейнер – словно одно из тех мрачных местечек, которые используют в качестве декораций к фильмам о серийных убийцах и наркоторговцах. Здание было открыто круглосуточно, но большинство ламп, которые должны были освещать проходы между отсеками, были выкручены, и аукционисту приходилось светить ручным фонариком.
В этот час еще никто до конца не проснулся, не считая этого азиата. Жалкое зрелище по сравнению с другими аукционами, на которых доводилось присутствовать Бобу. Только он, еще четыре человек и аукционист, седовласый тип по имени Пит в костюме и при галстуке. Костюм был коричневый и дешевый, а галстук висел мятой тряпкой. Этот тип напомнил Бобу одного из тех неудачливых адвокатов, которые болтаются вокруг здания городского суда, ожидая, когда им перепадет какое-нибудь дело.
Лос-анджелесские