собой. 11 Творенья Лопе вдоль и поперекИ Кальдерона знала эта дама:Когда актер припомнить роль не мог,Она ему подсказывала прямо.Добро бы ей Финэгл в том помог:Но сам Финэгл, позабыв рекламуИ лавочку прикрыв, глядел, дивясь,Как у Инесы память развилась. 12 Она имела ум математический,Держалась величаво до жеманности,Шутила редко, но всегда аттически,Была высокопарна до туманности,Чудила и морально и физическиИ даже одевалась не без странности:Весною в шелк, а летом в канифасВсе это бредни, уверяю вас! 13 Она латынь (весь «Pater noster»[1]) зналаИ греческие буквы превзошла,Французские романчики читала,Но одолеть прононса не моглаРодным испанским занималась мало;В ее речах царила полумгла,Ее сужденья на любые темыЯвляли теоремы и проблемы… 14 Еврейский и английский языкиИнеса без труда постигла тоже:Она считала, что они «близки»И в некоторых случаях похожи.Читая песнопенья и стихи,Она вопрос обдумывала все жеНе одного ли корня, что Эдем,Известное британское «god damn»?[2] 15 Она была живое поученье,Мораль и притча с головы до ног,И походила в этом отношеньеНа Ромили: он был ужасно строг,Когда судил чужие прегрешенья,А сам себе советом не помог:Самоубийцей став сентиментальным,Провозглашен был просто ненормальным. 16 Как миссис Триммер книжки поучительные,Как Эджуорт ожившие романы,Как Целебса супруга умилительная,Она была моральна и жеманна.Едва ли в ней черту предосудительнуюНашла бы даже зависть. Как ни странно,Она была вот тем-то и страшна,Что всех пороков женских лишена. 17 Она настолько нравственной былаИ к слову искушенья непреклонной,Что ангела-хранителя моглаОсвободить от службы гарнизонной.Точнее были все ее делаХронометров завода Гаррисона.Я б мог сравнить ее высокий дарС твоим лишь маслом, дивный Макассар! 18 Она была бесспорно совершенна,Но к совершенству свет и глух и нем.Недаром прародители вселеннойХранительный покинули Эдем:Они в раю (скажу вам откровенно)И целоваться не могли совсем!А дон Хосе, прямой потомок Евы,Любил срывать плоды с любого древа. 19 Хосе, беспечный смертный, не любилРечей мудреных и людей ученых,Куда хотел и с кем хотел ходил,Не замечая взоров возмущенных;Но за его поступками следилСинклит ханжей, клеймить пороки склонных,И двух его любовниц называл,Хотя одна — и то уже скандал! 20 Инеса, несомненно, знала ценуСвоим высоким и моральным качествам,Но и святая не снесет изменыИ даже может отказаться начистоБороться с чертом; кротости на сменуТогда приходят разные чудачества,А коль святая станет ревновать,То тут супругу уж несдобровать. 21 Совсем нетрудно справиться с мужчиной,Коль он неосторожен и не прав:Он хочет ускользнуть с невинной миной,Но тут его хватают за рукав.Он следует за гневной «половиной»,Она ж, во утвержденье дамских прав,Хватает веер, а в руке прелестнойОн хуже всякой плетки, как известно. 22 Мне очень, очень жаль, что за повесВыходят замуж умные девицы.Но что же делать, если бедный бесУченым разговором тяготится?(Я ближних соблюдаю интерес,Со мной такой ошибки не случится;Но вы, увы, супруги дам таких,Признайтесь: все под башмачком у них!) 23 Хосе нередко ссорился с женою.Дознаться, «почему» и «отчего»,Пытались все друзья любой ценою,Хоть это не касалось никого.Злословия порок всему виною!Но я вполне свободен от него:Супругов я улаживаю ссоры,Но сам-то я женюсь весьма не скоро. 24 Я пробовал вмешаться. Я имелОтличные намеренья, признаться,Но как-то я ни разу не сумелДо них ни днем, ни ночью достучаться:Дом словно вымер, словно онемел.Один лишь раз (прошу вас не смеяться!)Жуан случайно среди бела дняВедро помоев вылил на меня. 25 Он был похож на юркую мартышкуХорошенький, кудрявый, озорной,Родители любили шалунишку,И только в этой прихоти однойОни сходились. Надо бы мальчишкуУчить и жучить, но они со мнойСоветоваться вовсе не хотелиИ портили сынишку как умели. 26 Итак — я не могу не пожалетьСупруги жили плохо и уныло,Мечтая каждый рано овдоветь.Со стороны, однако, трудно былоИх внутреннюю распрю разглядеть!Они держались вежливо и мило,Но вот огонь прорвался, запылалИ явно обнаружился скандал. 27 Инеса к медицине обратилась,Стремясь безумье мужа доказать,Потом она с отчаянья пустиласьЕго в дурных инстинктах упрекать,Но все-таки ни разу не решиласьПрямые доказательства назвать:Она считала (так она твердила),Что честно перед богом поступила. 28 Она вела старательно учетЕго проступкам; все его запискиЦитировать могла наперечет(К шпионству души любящие близки).Все жители Севильи круглый годИнесе помогали в этом сыске:Уж бабушка на что стара былаА ведь и та чего-то наплела! 29 Инеса созерцала без волненья,Подобно женам Спарты прошлых лет,Казнимого супруга злоключенья,Надменно соблюдая этикет.От клеветы и злобного глумленьяНесчастный погибал, а льстивый светВ ее великолепном равнодушииС восторгом отмечал великодушие. 30 Прощаю осторожное терпеньеМоим друзьям, которые молчат,Когда по мере сил и разуменьяВокруг меня завистники кричат;Юристы не такое поведеньеНазваньем «malus animus»[3] клеймят:Мы мстительность пороком полагаем,Но если мстит другой — не возражаем. 31 А если наши старые грешки,Украшенные ложью подновленной,Всплывут наружу, — это пустяки:Во-первых, ложь — прием традиционный,К тому же господа клеветникиУвлечены враждой неугомонной,Не замечают, что из года в годШумиха только славу создает. 32 Сперва друзья пытались их мирить,И родственники думали вмешатьсяА я, уж если правду говорить,Советовал бы вам не обращатьсяНи к тем и ни к другим. Большую прытьЯвили и законники, признаться.В надежде гонораров. Только вдругСкончался неожиданно супруг! 33 Скончался. Умер. О его кончинеЖалели горячо и стар и младПо тон весьма естественной причине,Что рассуждать о ближнем всякий рад.Мне намекал юрист в высоком чине:Процесс-то был скандалами богатЛюбители острот и диффамацийЛишились самой лучшей из сенсаций. 34 Он умер. Вместе с ним погребеныИ сплетни, и доходы адвоката:Любовницы пошли за полцены,Одна — еврею, а одна — аббатуДом продан, слуги все разочтены,И, как ни принял свет сию утрату,Оставил он разумную женуЕго грехи обдумывать — одну. 35 Покойный дон Хосе был славный малыйМогу сказать: его я лично знал,Он образ жизни вел довольно шалый,Но я его за то не осуждал:Он был горяч, игра его пленяла,И страсти он охотно уступал.Не всем же жить в таком унылом стиле,Как Нума, именуемый Помпилий! 36 Но, какова бы ни была ценаЕго грехам, он пострадал довольно,И вся его искуплена вина.Подумайте, ему ведь было больно,Что жизнь его и честь оскверненаЖеной и светской чернью сердобольной.Он понял — кроме смерти, для негоУже не остается ничего. 37 Он умер, не оставив завещанья,И стал Жуан наследником всегоИ сплетен, и долгов, и состоянью,А маменька почтенная — егоОпекуном. Такое сочетаньеРолей не удивило никого:Единственная мать уже по чинуНадежный друг единственному сыну. 38 Умнейшая из вдов, немало силИнеса приложила и старания,Чтоб сын ее семьи не посрамил,Которою гордилась вся Испания.Жуан, как подобает, изучилЕзду верхом, стрельбу и фехтование,Чтоб ловко проникать — святая цельИ в женский монастырь, и в цитадель. 39 Инеса постоянно хлопоталаИ очень беспокоилась о том,Чтоб воспитанье сына протекалоОтменно добродетельным путем:Руководила и во все вникалаС большим педагогическим чутьем.Жуан отлично знал науки многие,Но, боже сохрани, — не биологию! 40 Все мертвые постиг он языкиИ самые туманные науки,Которые от жизни далеки,Как всякий бред схоластики