Капрал машинально обернулся. Когда парень, судя по всему, ровесник, случайно взглянул на него, последовала обычная реакция, всякий раз написанная на обращенных к нему лицах, — с ней он познакомился в первую очередь, как с ругательствами при изучении иностранного языка. Парень, у которого были своя жизнь и свое лицо, неважно, красивое или нет, уткнулся в сумку, притворившись, будто что-то ищет. Потом отвернулся, уселся чуть ли не спиной к нему и стал слушать музыку, глядя в окно.
Капрал прижался лбом к стеклу.
По сторонам дороги мелькали рекламные щиты. Иногда с какими-то незнакомыми вещами. Некоторые из автомобилей, обгонявших автобус, он видел впервые. Кабриолет «форд фэрлейн» 1966 года, ехавший навстречу, оказался единственной моделью, которую ему удалось распознать с ходу.
Время хоть и немного, но ушло вперед. А вместе с ним и жизнь со всеми сложными подсказками для тех, кому приходится день за днем одолевать свой путь.
Прошло два года. Мгновение ока, неразличимый шажок на циферблате вечности. Но этого хватило, чтобы перечеркнуть все. Теперь, глядя вперед, он видел перед собой лишь ровную стену, и только обида придавала ему силы двигаться дальше. Все эти месяцы, минута за минутой, он взращивал ее, питал, лелеял и превратил в крепкую злобу.
И теперь он возвращался домой.
Не будет ни распростертых объятий, ни славословий, ни фанфар по случаю прибытия героя. Никто никогда не назовет его так, к тому же герой для всех умер.
Он отправился в путь из Луизианы, где армейский пикап высадил его без всяких церемоний у автобусной станции. Он остался один, теперь уже как второстепенный персонаж, не главный. И оказался в мире в реальном мире, не ждавшем его. Больше не окружали его безликие, но надежные стены госпиталя.
Стоя в очереди за билетом, он почувствовал себя одним из тех, кто ожидал кастинга для участия в фильме «Уродцы» Тода Броунинга. Эта мысль заставила его улыбнуться — единственная альтернатива тому, что он делал ночи напролет и чего поклялся больше никогда не делать. Плакать нельзя.
Удачи, Уэнделл…
— Шестнадцать долларов.
Неожиданно прощальные слова полковника Ленского сменил голос кассира, положившего перед ним билет на первый отрезок пути. Из своего окошечка он не видел той части лица, которую капрал оставлял миру, и говорил с привычным равнодушием.
Когда же капрал протянул ему деньги, этот худощавый лысеющий человек с тонкими губами и тусклым взглядом обратил внимание на руку в белой нитяной перчатке и взглянул на него. Лишь на мгновение задержал взгляд и снова опустил голову. Голос его, казалось, прозвучал оттуда же, откуда приехал капрал.
— Вьетнам?
Уэнделл чуть помедлил, прежде чем ответить.
— Да.
Неожиданно кассир вернул деньги.
Даже не обратил внимания на его растерянность. Видимо, воспринял ее как должное. Добавил лишь несколько слов, все объяснивших. И для обоих это получился долгий разговор.
— Я потерял там сына два года назад. Держи. Думаю, тебе они больше пригодятся, чем фирме.
Капрал отошел от окошка с тем же чувством, с каким расставался с Джеффом Андерсоном. Два обреченных на одиночество человека — один в инвалидной коляске, другой в своей билетной кассе — закатным вечером, которому, казалось, суждено длиться вечно для обоих.
Размышляя обо всем этом, он менял автобусы, попутчиков и душевный настрой. Единственное, что не мог изменить, — свой облик.
Он чувствовал себя спокойно, нисколько не спешил, только приходилось считаться с тем, что организм быстро устает и потом долго восстанавливает силы.
Останавливался в дешевых мотелях, спал мало и плохо, порой стиснув зубы и сжимая челюсти. И видел все те же повторяющиеся сны. Синдром посттравматического шока, как сказал кто-то. Наука всегда придумывала, как превратить в статистику гибель человеческой плоти и крови. Но капрал по личному опыту знал, что тело никогда полностью не свыкается с болью. Только мозг иногда способен привыкнуть к ужасу. И вскоре он, капрал, сможет показать кое-кому все, что испытал на собственной шкуре.
Из штата Миссисипи он — миля за милей — перебрался в штат Теннесси, а тот по волшебству колес превратился в штат Кентукки, покинув который он увидит наконец знакомые с детства пейзажи Огайо.
Панорамы сменялись и вокруг, и в его сознании, словно какие-то заграничные картинки, будто цветной карандаш постепенно, по мере продвижения, линией отмечал на карте незнакомую территорию.
Вдоль дороги бежали электрические и телефонные провода. Они несли над его головой энергию и слова, помогая людям, похожим на марионеток в маленьком театрике, двигаться и питаться иллюзией подлинной жизни.
Он то и дело спрашивал себя, какая энергия и какие слова нужны в данный момент ему. Может, когда он лежал на больничной койке у полковника Ленского, все слова уже были сказаны и все силы призваны и исчерпаны. То была хирургическая литургия, которую его разум отверг, как верующий отвергает языческую службу, и доктор напрасно проводил ее.
А он спрятал свое неверие в надежном уголке сознания, где вряд ли что-либо могло поколебать его или уничтожить.
Пережитое нельзя ни изменить, ни забыть.
За него можно только мстить.
Автобус замедлил ход и привез его куда следовало точно по расписанию. Место обозначено на дорожном указателе, который подтверждал: Флоренция.
Если смотреть со стороны — город как город, к тому же нисколько не стремящийся как-либо походить на своего знаменитого итальянского тезку. Капрал видел его в туристическом буклете однажды вечером, когда они с Карен лежали на кровати в ее комнате. Вспомнил, с каким интересом они рассматривали фотографии.
Франция, Испания, Италия…
Именно Флоренция — итальянская — больше всего привлекла их внимание. Карен рассказала ему о ней много такого, чего он не знал, и пробудила в нем мечты, каких раньше и представить себе не мог. В то время он еще думал, будто надежды ничего не стоят, и лишь позже узнал, что, напротив, могут стоить очень дорого.
Жизни — порой.
По неистощимой иронии судьбы он так или иначе приехал во Флоренцию, только не в ту, и произошло это не так, как должно бы. Ему вспомнились слова Бена, человека, заменившего ему отца.
Время — это кораблекрушение, после которого очень трудно остаться на плаву.
Он цеплялся за плот, он с трудом возвращался к действительности после того, как пошел ко дну со своей маленькой личной утопией.
Водитель медленно подъехал к автобусной станции и остановился у обшарпанного навеса с выцветшими указателями.
Капрал остался на своем месте, ожидая, пока выйдут все пассажиры. Какая-то женщина, похоже, мексиканка, посадила на руку уснувшую девочку, в другую взяла чемодан. Ей трудно было вынести его, но никто и не подумал помочь. Парень, сидевший справа, подхватил свою сумку и, не удержавшись, взглянул на капрала еще