В истории человечества искусства земледелия и одомашнивания животных возникли достаточно поздно. Это привело к нарушению биологического соотношения сил и переходу власти от мужчин к женщинам. Теперь уже не охота и убийство, а земледелие и ведение хозяйства вышли на первый план. Поскольку магия Земли и магия женщины, в принципе, одно и то же (обе они дают жизнь и питают ее), Богиня стала центром мифологии, а престиж женщин в поселениях значительно возрос. Если когда-нибудь и существовало нечто, напоминающее матриархат (в чем я лично сомневаюсь), то он мог проявляться в некоторых известных центрах земледелия:[7]

1. В Юго-Восточной Азии (Таиланд и прилегающие к нему территории), примерно 10 000 лет до н. э., а возможно и еще раньше.

2. В Юго-Восточной Европе и на Ближнем Востоке, также около 10 000 лет до н. э.

3. В Центральной Америке и Перу, 4000–5000 лет спустя.

На вопрос о том, насколько эти области оказывали влияние друг на друга, до сих пор еще не получено определенного ответа. Но в любом случае, в Юго-Восточной Азии, на островах в Тихом океане широко распространены мифы, общие для многих ранних земледельческих культур.

Ямс, таро и саговая пальма – растения, типичные для Юго-Восточной Азии, – выращивают не из семян, а с помощью пересаживания черенков и отводков. В хозяйстве появились свинья, собака и домашняя птица – наши давние знакомые. Эпизоды этого мифа разворачиваются в незапамятные времена, в мифическом Веке Предков, когда не было жестких границ между мужским и женским мирами или мирами людей и животных. Все это происходило в некую далекую фантастическую эпоху, пока в определенный момент не было совершено первое убийство. В некоторых мифах жертву убивает целая группа людей. В других один человек убивает другого. Тело убитого разрубают на куски, которые хоронят, и из них вырастают те растения, которые употребляются в пищу. Мы живем, так сказать, на субстанции, образованной из тела Бога, принесенного в жертву. Более того, в момент жертвоприношения, когда в этот мир пришла смерть, возникло жесткое разграничение между полами; так что вместе со смертью появилась и возможность рождения и продолжения жизни.

И вот в конце мифического века пары противоположностей – мужское и женское, смерть и рождение (возможно, также знание о добре и зле, как в библейской версии распространенного мифа) – пришли в этот мир вместе с пищей благодаря совершенному акту мифологического убийства, после чего стали развиваться мир времени и всевозможные различия. А священные ритуалы, поддерживающие существование этого мира, в котором течет время, – суть обычные наблюдения за жертвоприношением в действии во исполнение того самого Мифологического Действия. Безусловно, даже принесение Христа в жертву на кресте, чья «плоть – это, конечно, мясо», а чья «кровь – это, безусловно, питье» (Евангелие от Иоанна, 6:55), может быть истолковано символически, в духовном переосмыслении этой мифологической темы. Крест как астрономический символ Земли (⊕), распятый Христос, Христос на коленях у своей матери в образе Пьеты, жертвенное захоронение в утробу богини Матери-Земли – все эти символы имеют одно и то же значение.

Итак, раз в месяц Луна умирает, погружаясь в Солнце, для того, чтобы родиться из Земли, чтобы снова возродиться как пища. Таким образом, в ранней мифологии, в центре которой была Богиня, то есть Солнце, оно, как и Земля, – женского рода. Другими словами, мужское Солнце погружается в женскую Луну: созидающее пламя солнца и жизнетворное пламя утробы и менструальная кровь – это одно и то же. Эквивалентом этому будет огонь на жертвеннике.

Ранние образы Великой Богини земледельческих мифологий пришли не из Юго-Восточной Азии, а из Европы и Ближнего Востока. Они относятся к периоду около 7000–5000 лет до н. э., как и маленькая каменная фигурка из деревни Чаталхеюк в Южной Анатолии (в наши дни находится на территории Южной Турции). Это прекрасный пример мифологической роли женщины в этом контексте. Она изображает две парные фигуры, сидящие друг к другу спиной, одна из них обнимает мужчину, а другая держит на руках ребенка. Она является трансформирующей силой. Она принимает в себя семя прошлого и магией своего тела переносит его в будущее. Мужчина же олицетворяет ту силу, которая подвергается подобной трансформации. Мальчик на ее руках продолжает нести эту жизнь в себе – или, как сказали бы в Индии, – свою дхарму, долг и закон, доставшиеся ему от его отца. А его мать – тот сосуд, из которого приходит чудо.

Чаще всего силу Солнца символизирует лев. Луну символизирует бык, чьи сияющие рога принимают форму полумесяца. И снова в Чаталхеюке мы находим керамическую фигурку сидящей на троне рожающей женщины, которую поддерживают и окружают львы. А в Древнем Риме, шесть тысячелетий спустя, мы находим мраморное изображение другой анатолийской богини, которую теперь зовут Кибела, и она тоже восседает на троне в окружении львов. Еще на одном изображении из Чаталхеюка (на барельефе в стене строения) мы снова видим рожающую Богиню, но на этот раз у нее рождается не человеческий младенец, а бык. Луна умирает в свете Солнца: на быка нападает лев. Луна – это небесный символ жертвоприношения: быка приносят в жертву на Земле в пламени жертвенника, который символизирует Солнце. Точно так же тела мертвых представляют собой жертву утробе Матери-Земле или то, что сгорает на погребальном огне, чтобы вновь возродиться.

В одной из древних индийских Упанишад (примерно 700 г. до н. э.) рассказывается о двух возможных духовных путях для тех, кто после смерти сгорел на погребальном огне: путь дыма и путь огня.[8] Первый возносит их на Луну, где живут Предки, чтобы человек мог возродиться. Второй путь – на Солнце, в золотую дверь, ведущую в вечность, где больше не действуют законы времени, где наступает освобождение и откуда нет возврата. Таким образом, Великая Богиня, приняв облик Солнца, которое проникает во все живое, насыщая его энергией и светом, даря жизнь и поддерживая ее, также может стать вестником и золотым порталом в мир Совершенной Мудрости для тех, кто (как говорят священные тексты) стремится погрузиться без остатка в пламя ее всепоглощающей любви.

Есть легенда о том, как к Гаутаме Шакьямуни, на тридцатом году своей жизни сидевшем неподвижно под деревом Бодхи в состоянии Просветления, приблизился Повелитель Иллюзий