Около 1840 года корабль, приплывший из Южной Америки, занес в Европу вредителя Phytophthora infestans. За короткое время плесенный грибок истребил практически весь урожай картофеля. В Ирландии, где земля принудительно делилась между всеми наследниками, а не передавалась старшему сыну — именно с целью раздробить и ослабить владения католиков, — две трети крестьянских хозяйств были так малы, что выращивали только картофель. Несколько неурожаев подряд означали голодную смерть. С 1845 по 1849 год в Ирландии погибли около миллиона человек, а кто сумел — бежал за море. С этого момента и на протяжении 70 лет население Ирландии продолжало убывать и в итоге сократилось вдвое. Только в 2006 году было сообщено о полном восстановлении прежнего числа жителей на западе страны.
Эта ситуация выглядела уж вовсе несправедливой на фоне общего благополучия Соединенного Королевства. В процветающую и человеколюбивую Викторианскую эпоху люди умирали от голода. И в разгар голода продовольствие продолжали вывозить на соседний остров, откуда в Ирландию поставляли солдат и судей. В такой обстановке, пожалуй, не до исторических романов, и Ле Фаню перестал их писать. Он занялся как раз тем, к чему готовили его «семья и школа»: политической, общественной деятельностью. Обличал равнодушие правительства, призывал к разумным и правильным мерам. Его соученики по Тринити-колледжу Джон Митчелл и Томас Райлли зашли гораздо дальше в своих обличениях и в 1848 году были осуждены как мятежники и вывезены на каторгу за океан. Самым деятельным оказался некий Уильям О'Брайен (неужто Ле Фаню своим юношеским романом напророчил?), который даже попытался поднять вооруженное восстание. О'Брайен этот, кстати говоря, был протестантом и богатым дворянином — еще один из былых оккупантов, ставших на сторону побежденных. Шеридан Ле Фаню возмутительных листков не издавал и за оружие не брался. Его протест против деятельности правительства или отсутствия таковой был, безусловно, корректным и консервативным. Тем не менее это стоило ему политической карьеры: на местных выборах в парламент в 1852 году Ле Фаню провалили.
Впрочем, все это мало что значило по сравнению с домашними бедами. Примерно в ту же пору Сюзанна Беннет, с которой он состоял в браке с 1844 года и имел уже несколько детей, обнаруживает первые признаки «нервного расстройства» — частый в ту пору «женский» диагноз. Двойное чувство ответственности и вины — за самого близкого человека и за тех самых ирландцев, которых ведь искренне любил, благодаря общественному интересу к которым делал свои первые шаги как писатель и светский оратор, а помочь на деле вовсе не сумел, — тяжело давило на плечи. К середине пятидесятых годов Ле Фаню превращается в «князя-невидимку», то есть исчезает из светских салонов, почти не пишет, хотя успешно продолжает руководить своими газетами. После смерти Сюзанны в 1858 году он окончательно превращается в затворника. Но именно тогда он вновь берется за перо и создает те самые вещи, которые принесли ему если не славу, то устойчивую и справедливо заслуженную репутацию.
«Второй период творчества», с начала пятидесятых по начало шестидесятых, не сводился только к издательской деятельности. Ле Фаню зарабатывал, обеспечивал семью самым надежным способом — историями с привидениями. Сначала публиковал их в «Дублин Университи Мэгэзин», потом лучшие компоновал в сборники, иногда что-то добавляя, переписывая из раннего. Как ни парадоксально (хотя профессиональный мистификатор заслуживал чего-то подобного), его великолепные ранние «штучки» не были изданы в виде сборника при жизни. «Записки Парселла» были собраны и опубликованы посмертно, в 1880 году. А спустя почти сто лет в Америке вышла книга под тем же названием, но с совершенно другим составом, с включением множества более поздних, знаменитых новелл. Поделом человеку, многократно переписывавшему свои сюжеты и лучшие из них дарившему другим рассказчикам. Еще одну «золотую дюжину» новелл, извлеченных из «Дублин Университи Мэгэзин» и диккенсовского еженедельника, в 1923 году издал под общим названием «Дух мадам Краул» пылкий поклонник Ле Фаню, признанный мастер «привиденческих историй» М.Р. Джеймс. С этого момента полузабытый автор — вот уж действительно «князь-невидимка» — вернулся в круг насущного досужего чтения.
Как всякий автор «чтива», Ле Фаню и после смерти, и при жизни во многом зависел от издателя. Его заявка на важную книгу, исторический роман, который включит славное прошлое в обустроенное настоящее, сделает повседневность более поэтичной, а тайны — менее зловещими, не оправдалась. Но оставался путь профессионала, издателя и беллетриста, поставляющего читателю такое чтение, какое востребовано.
Не слишком теплый прием ждал «Дом у кладбища» в том числе и потому, что создавался этот роман в виде сериала и так, отрывками, был заранее прочтен основной аудиторией в «Дублин Университи Мэгэзин», — а роман сложный, запутанный, со множеством персонажей. Став в 1861 году владельцем журнала, Ле Фаню решил повысить спрос, предложив читателям модный (с его точки зрения — дешевый) сенсационный роман. «Рука Уайлдера» создавалась едва ли не параллельно с «Домом у кладбища», и некоторые мелодраматические приемы оттуда в «серьезный роман» проникли. А главное — за эти годы Ле Фаню убедился в недостаточности провинциального признания. И ради заработка, и ради честолюбия следовало ориентироваться на Лондон. Его лондонский издатель Ричард Бентли, публиковавший «Оливера Твиста», Уилки Коллинза, Эдгара По, рекомендовал от старины перейти к современности, а главное — сменить ирландский ландшафт на английский. Конец «Парку Феникса», древнеирландской крепости и нормандскому поместью XI столетия, монастырю рыцарей-иоаннитов, замку XVI века, крупнейшему парку-заповеднику Европы. Вместо всей этой пышной романтики — спокойный и скучный дом английского помещика. Ну и, конечно, потайная дверь и опиум в буфете. В том же 1864 году, словно только подобного заказа и дожидался, Ле Фаню заканчивает «Дядю Сайласа». И попадает в мир гораздо страшнее того, в котором он жил прежде.
«Сенсационный роман», вошедший в моду к середине века, сосредотачивался на тайнах, преступлениях, заговорах и интригах. Просвещенный читатель с удовольствием погружался в трущобы дна, заглядывал в тюрьмы и воровские притоны, читал биографии знаменитых преступников. Собственно, мода началась еще в XVIII веке, с Дефо, бойко сочинявшего «исповедь» куртизанки и «признания» приговоренного убийцы. Разница в том, что теперь зло проникает в великосветскую гостиную, в мирный дом сельского священника и сквайра, в