– Да, – согласилась Анна.
– Девочкам очень приятно, что тебе хорошо в нашем доме, – тут миссис Бартоломью заметила, что Анна топчется на пороге комнаты. – Заходи, дорогая! – всполошилась она. – Наливай себе кофе и расскажи, как дела. Как поживают твои замечательные Курсы изобразительного искусства?
– Мне действительно надо идти, – сказала Анна.
Но миссис Бартоломью настояла на своем. И вот Анна уже сидит за партой с чашкой в руках. За окном плывут серые облака, ветки деревьев качаются под дождем. На улице, видимо, довольно промозгло… Но почему она не может попросить денег на проезд, если ей представился случай?
– Расскажи мне, чем ты занимаешься, – попросила миссис Бартоломью.
Чем она занимается?
– Это базовый курс по искусству, – как же трудно заставить себя сосредоточиться на разговоре. – Нас учат всему понемногу. На прошлой неделе мы рисовали друг друга. Мне все это нравится.
Преподаватель взглянул на рисунок Анны и сказал, что у нее настоящий талант. От этого воспоминания у Анны внутри потеплело.
– Но с точки зрения будущего заработка это не слишком практично, я понимаю.
(А может, преподаватель просто проявил доброту?)
– Послушай, – воскликнула миссис Бартоломью, – в твоем возрасте не подобает рассуждать практично! По крайней мере до тех пор, пока ты живешь в этом доме. Я понимаю, как трудно сейчас твоим родителям – чужая страна и все прочее. Но нам нравится, что ты живешь у нас. И ты можешь жить у нас столько, сколько захочешь. Так что в первую очередь надо сосредоточиться на образовании. Я думаю, что у тебя все будет отлично получаться. И ты непременно должна написать моим девочкам. Я уверена, им будет очень интересно.
– Да, спасибо. Конечно.
Миссис Бартоломью взглянула на Анну внимательно:
– У тебя все в порядке?
– Да. Только мне надо идти…
Миссис Бартоломью вышла в холл вместе с Анной и наблюдала, как та надевает пальто.
– Погоди-ка минутку! – миссис Бартоломью нырнула куда-то в глубины шкафа и извлекла оттуда серый плотный сверток: – Вот, надень! Это шарф Джинни.
Она обернула шарфом шею Анны и поцеловала ее в щеку:
– И скажи, ты уверена, что тебе ничего не нужно?
Вот сейчас и надо было сказать… Это выглядело бы так естественно, и миссис Бартоломью ни за что бы не отказала…
Но на Анне туфли Джуди и шарф Джинни… Она взглянула в доброе лицо миссис Бартоломью – и вдруг поняла, что невозможно просить у нее денег; покачала головой и улыбнулась. Миссис Бартоломью улыбнулась в ответ и закрыла за Анной дверь.
«Черт!» – думала Анна, устало шагая по Холланд-Парк-авеню. Теперь ей придется тащиться пешком до самого Блумсбери – лишь потому, что у нее нет четырех пенсов на метро!
Стоял холодный ясный день, и сначала она пыталась думать об этом как о приключении. «Мне нравятся физические упражнения, – придумывала она оправдания для мисс Меткаф. – Если это, конечно, не лакросс…»[2]. Но ее объяснения, как обычно, никуда не годились, и воображаемая беседа заглохла.
В воскресенье многие не торопились выбраться из кровати. Окна домов все еще были затемнены, а магазины закрыты. Работал только писчебумажный магазин на Ноттинг-Хилл-гейт. На прилавках снаружи лежали газеты, пестревшие заголовками: «Последние военные новости». Но в новостях, как обычно, ничего необычного. На ломбарде рядом с метро по-прежнему висела вывеска, сильно озадачившая Анну, когда она только приехала в Лондон и еще плохо говорила по-английски. Вывеска гласила: «Обменяйте свое старое золото на наличные!» («Turn Your Old Gold Into Cash!»). Но от буквы G отвалился маленький кусочек, и слово «золото» (Gold) превратилось в «простуду» (Cold): «Обменяйте свою старую простуду на наличные!»
Анна вспомнила, как ходила делать уроки вместе с Джинни и Джуди мимо ломбарда с этой вывеской и каждый раз гадала, что бы это значило. Если она зайдет в ломбард и чихнет, будто простудилась, ей дадут за это деньги?
Конечно, теперь все считали, что она говорит по-английски как настоящая англичанка. И у нее давно исчез американский акцент, который она усвоила из общения с девочками Бартоломью. Анна и не думала, что ходит к ним только для того, чтобы учиться английскому. Предполагалось, что и девочки будут учиться у нее немецкому и французскому (французским Анна овладела в Париже, куда ее семья переехала, спасаясь от Гитлера). Но все получилось не совсем так. Анна быстро подружилась с Джинни и Джуди, и они стали болтать по-английски. Миссис Бартоломью против этого не возражала.
На площади Кенсингтон-Гарденс дул пронизывающий ветер.
Под порывами ветра громыхали вывески, указывающие путь к бомбоубежищам, которые до сих пор ни разу не использовались. Между свежевырытыми траншеями все еще росло несколько подмерзших крокусов. Анна засунула руки глубоко в карманы своего старого серого пальто. А все-таки как глупо идти вот так пешком, думала она. Ей холодно, она опоздает, мама будет гадать, куда же подевалась дочка. Глупо жить с постоянным ощущением нехватки денег, когда потеря четырех пенсов означает крушение всех планов. И как можно быть настолько стыдливой дурочкой и не решиться одолжить эти деньги – раз они так нужны? И как она только умудрилась их потерять? И ведь она была в полной уверенности, что отложила деньги на следующий день! Серебряный трехпенсовик и две монетки по полпенни. Она как сейчас их видит!
Как же мне из-за этого плохо, думала Анна. Какая же я несобранная!
И тут же рядом с ней выросла высокая тень мисс Меткаф. Тень саркастически выгнула бровь и произнесла: «Бедняжка Анна!»
На Оксфорд-стрит было пустынно. Витрины больших магазинов были заклеены крест-накрест полосками коричневой бумаги – чтобы они не вылетели во время воздушных налетов. Но кафе «Лайонс Корнер Хаус» было открыто, и там в ожидании чашки чая толпились солдаты. Когда Анна дошла до входа на станцию подземки «Оксфорд-Серкус», выглянуло солнышко и стало чуть веселее. В конце концов, все ее проблемы связаны не только с тем, что она слишком стеснительная. Вот папа понял бы, почему она не смогла одолжить деньги у миссис Бартоломью, пусть и совсем незначительную сумму. Ее ноги устали, но пройдено уже две трети пути до дома и, возможно, она совершает сейчас нечто необыкновенное.
«Однажды, – небрежно бросит когда-нибудь взрослая Анна состарившейся мисс Меткаф, – я прошла пешком от Холланд-парка до Блумсбери – только ради того, чтобы не одалживать четыре пенса!» И это произведет на престарелую мисс неизгладимое впечатление.
На Тоттенхэм-Корт-роуд газетчик разложил воскресные газеты прямо вдоль тротуара. Анна шла и читала заголовки: «Скоро ли будем пить чай?», «Верните эвакуированных!», «Английские любители собак поражены в правах!», а потом вдруг обратила внимание на дату: 4 марта 1940 года. Ровно семь лет