Мы мчимся по автостраде. Очертания Сан-Франциско проглядывают за промышленными зданиями на восточном берегу залива, но мне сейчас не до красивых видов. Перед глазами снова встает Ева — воодушевленная, полная решимости начать новую жизнь и еще не подозревающая, что ее надеждам не суждено сбыться. Я прижимаюсь лбом к холодному стеклу, стараясь не расплакаться. Нельзя давать воли чувствам на людях.
Вскоре мы сворачиваем на улицы университетского кампуса. На тротуарах полно жизнерадостной молодежи. Пытаюсь представить, что сейчас делает Рори. Скорее всего, отменил встречу в Детройте и мчится в Нью-Йорк; скопленные мной деньги положит на свой счет, а все остальное спрячет в секретном шкафчике.
Студенты то и дело перебегают дорогу, почти не глядя по сторонам. Мы огибаем восточную границу кампуса и въезжаем в жилой район с живописными холмами и извилистыми улочками, засаженными высокими мамонтовыми деревьями. Я смотрю в окно и думаю о том, что ждет меня за дверью Евиного дома, — дома, в котором она жила с мужем столько лет и в котором до сих пор находятся их фотографии, памятные вещицы, любимые кресла. А теперь туда вторгнусь я — незваный, непрошеный гость; буду готовить на их кухне, мыться в их душе, спать в их кровати. Меня передергивает, я гоню от себя эти мысли.
Таксист тормозит у белого двухэтажного дуплекса с длинным крыльцом и двумя одинаковыми дверьми по краям. Окна справа наглухо занавешены от посторонних глаз. Перед домом возвышается большая ель, затеняющая двор. В левой части дома никто не живет — сквозь стекла видны пустые комнаты с лепниной под потолком и паркетными полами. Хорошо, что не придется отвечать на расспросы любопытных соседей.
Я достаю ключи и один за другим перебираю их, пытаясь открыть входную дверь. Наконец замок подается. Нажимаю на ручку, толкаю дверь и… замираю от страха. Я забыла о сигнализации — сейчас она поднимет на уши район. Все тихо. К пыльному запаху пустого дома поначалу примешивается едва ощутимый сладковатый аромат, то ли цветочный, то ли химический, а потом исчезает.
Я запираю дверь, осторожно обхожу пару туфель, будто только что сброшенных хозяйкой в коридоре, и прислушиваюсь: вдруг тут кто-то есть? Однако дом, несмотря на беспорядок, кажется совершенно безлюдным.
Сумку снимаю с плеча и оставляю у входа на случай, если все-таки придется быстро ретироваться. Крадусь на кухню. Никого. Только груда грязных тарелок в раковине и недопитая банка диетической колы на столе. Дверь, ведущая на задний двор, заперта на цепочку.
Медленно и очень осторожно поднимаюсь на второй этаж и осматриваю верхние комнаты. Их всего три: ванная, кабинет и спальня. На кровати и на полу валяется брошенная, будто впопыхах, одежда. Хозяев нет. Я одна в доме, можно выдохнуть.
Возвращаюсь в гостиную и опускаюсь на диван. Прячу лицо в ладонях и даю волю эмоциям, на которые оказался богат этот день: сначала паника, отчаяние, затем страх быть узнанной.
И вдруг Ева вновь встает перед глазами. Я обязана ей спасением, и вот теперь она на дне Атлантического океана. Была ли ее смерть страшной и мучительной или она потеряла сознание от недостатка кислорода и погибла, не страдая? Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Я в безопасности. Мне ничего не угрожает. За окном проезжает машина. Вдалеке звонят колокола.
Я поднимаю голову. По стенам гостиной развешаны абстрактные постеры в рамах, рядом с диваном стоят мягкие кресла. Комната небольшая, но уютная; мебель качественная и без претензии — не то что в доме, из которого я сбежала.
В кресле напротив телевизора заметна вмятинка — вероятно, там часто сидели. Остальная мебель выглядит как новая, будто ей и не пользовались вовсе. Еще раз осматриваю комнату и не могу отделаться от навязчивого ощущения, что здесь что-то не так. Возможно, причина в царящей всюду небрежности, будто хозяин только что вышел и вернется через минуту. Интересно, а где стояла больничная койка ее мужа, где работники хосписа отсчитывали ему таблетки, отмеряли лекарства, мыли руки? Не вижу никаких свидетельств того, что здесь кто-то долго болел. Даже на ковре нет никаких следов.
У противоположной стены — стеллаж с книгами. Я подхожу ближе, чтобы разглядеть названия — в основном это труды по биологии и химии, на нижних полках несколько учебников. «Работу пришлось бросить, когда он стал совсем плох». Может, Ева или ее муж преподавали в Беркли?
Вдруг из кухни доносится резкий жужжащий звук, оглушительно громкий в пустом доме. Поборов страх, заглядываю в дверной проем и замечаю мобильник, лежащий на столе между двумя жестянками. Странно, ведь в аэропорту у Евы был другой телефон. Тогда чей же этот? На экране горит уведомление: получено сообщение от контакта «Д». Мне знаком этот мессенджер: сообщения в нем автоматически удаляются по истечении определенного времени.
Куда ты пропала? Что-то случилось?
Телефон вновь вибрирует в моих руках, заставляя вздрогнуть.
Позвони мне немедленно.
Кидаю мобильник обратно на стол. Затаив дыхание, жду, что будет дальше, и молюсь, чтобы этот таинственный Д, кем бы он ни был, отстал уже со своими вопросами.
Делаю шаг к раковине и осматриваю через кухонное окно крошечный задний двор. Он окружен кустарником и прорезан посередине мощеной дорожкой, ведущей к воротам. Я представляю, как Ева стояла здесь несколько недель назад и наблюдала за сгущавшимися сумерками, окрашивающими тени в глубокие фиолетовые тона, пока ее муж умирал.
Снова жужжит телефон, резкий звук разносится по пустой кухне, не предвещая ничего хорошего. Этот дом впустил меня, но так и не раскрыл своих тайн.
Ева
Беркли, Калифорния
Август
За полгода до крушения
Ева дожидалась его у общежития, не у того, в котором когда-то жила сама, а у нового, отделанного темным деревом и больше похожего на итальянскую виллу, чем на временное пристанище студентов. Все окна — нараспашку из-за жары, и на стенах в комнатах видны постеры модных, уже незнакомых Еве музыкантов. Часы на колокольне, стоящей в глубине кампуса, пробили время. Ева стояла на тротуаре, прислонившись к чужой машине; мимо на утренние занятия тянулись студенты, не обращая на нее внимания. Впрочем, как и всегда.
Наконец он появился. Шел, уткнувшись в телефон, небрежно закинув рюкзак на одно плечо. Еву заметил, только когда она зашагала рядом.
— Привет, Бретт.
Он вздрогнул и поднял глаза. В них промелькнула тревога, но он взял себя в руки и улыбнулся.
— А, это ты, Ева. Привет.
Из машины, припаркованной на другой стороне улицы, появились двое и не спеша