Чувствуя себя виноватой, она дольше обычного задержала Джейн в объятиях на стоянке такси у Паддингтонского вокзала.
— Собираешься на фуршет в честь «Писателей года»? Это в «Хэтчардсе».
— В прошлом сезоне я сама была «Писателем года». А в этом — «Забытый писатель».
— Не выжимай слезу, Джейн. Раз ты не собираешься, я тоже не пойду. — Алиса говорила твердо, но не исключала для себя возможности передумать.
— Итак, куда мы едем в следующий раз?
— В Эдинбург, правильно?
— Кажется, да. Твое такси, садись.
— Счастливо, напарница. Ты лучше всех.
— Ты тоже.
Они повторно расцеловались.
Вечером, сварив яйцо вкрутую, Алиса поймала себя на том, что от новостей культуры ее мысли плавно переходят к Дереку. Прохиндей был редкостный, но пылал к ней такой страстью, что все остальное перед этим меркло. И что характерно: Джейн вроде не возражала; обиды начались много позже. Алиса стала искать этому объяснения: то ли у Джейн был какой-то выверт, то ли просто время взяло свое; но ответа не было, и она вернулась к газете.
А в это время на другом конце Лондона Джейн сидела перед телевизором и отщипывала прямо пальцами кусочки сыра и подсушенного хлеба, роняя крошки куда попало. Винный бокал так и норовил выскользнуть из руки. Политическая деятельница из Европы, выступавшая в новостях, напомнила ей Алису, и она задумалась об их многолетней дружбе и о том, как на сцене Алиса вечно перетягивала одеяло на себя, а она не возражала. Почему так повелось: то ли покорность у нее в крови, то ли она решила, что это на руку ей самой? Не в пример Алисе, она без утайки признавалась в своих слабостях. Что ж, вероятно, настало время признаться и в своей недостаточной начитанности. Прямо в Эдинбурге и покаяться. Выступление обещало быть интересным. Хотелось
