события, которые никогда не происходили. Среди правдивых рассказов, полученных от родителей, исследователи спрятали одну выдуманную ими самими историю: «Когда вам было пять лет, вы были на свадьбе друзей вашей семьи. Играя вместе с другими детьми, вы нечаянно врезались в стол, на котором стояла чаша с пуншем, и опрокинули ее на родителей невесты». Из-за этой истории описываемое исследование часто называют просто «экспериментом с разлитым пуншем».

Нетрудно представить себе эту картину – она одновременно эмоциональна и правдоподобна. Мы знаем, что представляет собой свадьба в нашей стране и в нашей культуре. Мы знаем, как выглядит чаша для пунша или, по крайней мере, как она могла бы выглядеть. Мы знаем, что свадьба – торжественное событие, поэтому, скорее всего, представим себе родителей невесты как не очень молодых, празднично одетых людей. Легко вообразить себя в подобной ситуации в возрасте пяти лет, играющим вместе с другими детьми. И оказывается, еще легче представить все это, если прокручивать это событие в голове в течение нескольких минут. Каждому из участников эксперимента сначала задали вопросы о двух реально произошедших событиях, о которых организаторы узнали от их родителей, и только потом – о вымышленном инциденте с чашей для пунша. Предоставив участнику базовую информацию о каждом воспоминании, исследователи просили их постараться нарисовать в уме живую картину происходившего, чтобы пробудить воспоминание. Участников просили закрыть глаза и представить себе упомянутое событие, в том числе окружавшие их предметы, людей и то место, где все происходило. Ученые встречались с испытуемыми три раза с промежутком в одну неделю, и повторяли эту процедуру.

Результаты эксперимента поразительны. Ученые сделали вывод, что 25 % участников удалось внушить ложные воспоминания, всего-навсего заставив их несколько раз представить себе одно и то же событие и вслух описать возникавшие образы. Еще 12,5 % дополнили полученную от организаторов информацию, но сказали, что не помнят самого момента, когда разлили пунш. Поэтому их объединили в категорию частично вспомнивших. Таким образом, значительное число людей, представивших себе это событие, после трех коротких упражнений на воображение поверили, что оно произошло на самом деле, и смогли вспомнить, как именно. Это доказывает, что мы можем неверно определить источник наших детских воспоминаний, полагая, что что-то выдуманное нами происходило в действительности, усваивая информацию, полученную от других людей и превращая ее в составляющую собственного прошлого. Это экстремальная форма конфабуляции, которую может спровоцировать другой человек, задействовав ваше воображение.

Кстати говоря, Айра Хайман – не только замечательный исследователь, внесший огромный вклад в наше понимание ложных воспоминаний, но и очень разносторонний и располагающий к себе человек. Раз уж мы о нем заговорили, вот небольшая викторина. Закончите предложение: Айра Хайман…

а) посвятил свою первую научную статью группе Beatles;

б) танцевал в балете;

в) терпеть не может соленое;

г) все вышеперечисленное.

Разумеется, правильный ответ – г). И мы любим его за это.

Короче некуда

Итак, давайте вернемся на шаг назад и поговорим о нейробиологической природе памяти и о физиологических причинах того, почему воспоминания из раннего детства так легко искажаются. Когда ученые говорят о развитии памяти – о том, как наша память меняется с возрастом, – они, как правило, отдельно рассматривают изменения в кратковременной и долговременной памяти. Кратковременная память – это мозговой механизм, способный удерживать небольшие отрезки информации в течение короткого времени. Очень короткого времени – всего каких-нибудь 30 секунд. Например, когда мы находим чей-то телефонный номер и, пока не наберем, раз за разом повторяем его в так называемой фонологической петле, мы пользуемся своей кратковременной памятью.

Этот механизм не выдерживает больших нагрузок. Со времен эпохального исследования, опубликованного в 1956 г. Джорджем Миллером из Принстонского университета[6] (входит в число самых цитируемых научных публикаций), принято считать, что мы можем удерживать в рабочей памяти семь плюс-минус два элемента. Другими словами, в зависимости от наших личных способностей к запоминанию и от нашего психического состояния возможности нашей памяти могут быть ограничены или расширены до способности одновременно удерживать пять или девять элементов соответственно. Эту вариативность нетрудно заметить: когда мы сильно устаем, возможности нашей кратковременной памяти сводятся практически к нулю.

Утверждение Миллера о магическом числе семь подверглось сомнению: в опубликованном в 2001 г. исследовании Нельсона Коэна из Миссурийского университета[7] говорится, что, возможно, на самом деле мы способны одновременно удерживать в памяти лишь четыре элемента. Но принцип остается тем же – мы можем сохранять в кратковременной памяти лишь несколько вещей в каждый конкретный момент и лишь в течение 30 секунд.

В обсуждениях, касающихся кратковременной памяти, часто всплывает понятие «рабочей памяти». Этот термин обычно относится к более общему теоретическому построению, занимающемуся вопросом, насколько подвижной является информация, которую мы удерживаем в уме во время решения определенных задач. Кратковременная память, как правило, считается одной из составляющих рабочей памяти. Содержательные различия между этими терминами и особенности их использования могут иметь большое значение для исследователей, но в данном контексте я буду использовать их как взаимозаменяемые синонимы.

Кристиан Тамнес и его коллеги из Университета Осло в Норвегии[8] исследовали развитие рабочей памяти у людей в возрасте от 8 до 22 лет. В работе, опубликованной в 2013 г., они делают вывод, что изменения в определенных частях мозга взаимосвязаны с улучшениями рабочей памяти. В частности, по их мнению, развитие так называемой лобно-теменной нейронной сети в мозге напрямую связано с совершенствованием кратковременной памяти. Результаты этого исследования показали, что кратковременная память человека тесно связана со способностью синхронизировать мыслительную деятельность высшего порядка (лобная доля) с работой органов чувств и использованием языка (теменная доля) и что эта способность улучшается с возрастом. Чем лучше развиваются связи между этими отделами головного мозга, тем легче нам становится удерживать разные элементы в кратковременной памяти.

Четыре основные доли головного мозга человека

Все вышесказанное звучит очень специализированно, поэтому позвольте мне объяснить чуть проще. Наш мозг разделен на четыре основные доли. Теменная доля, охватывающая самую верхнюю область мозга, отвечает за соотнесение информации, полученной от органов чувств, с элементами языка, что необходимо для работы кратковременной памяти. Лобная доля находится в передней части мозга, за лобной костью, и отвечает за когнитивные функции высшего порядка, такие как мышление, планирование и рассуждение. Префронтальной коре – самой передней части лобной доли – приписывается особая роль в организации сложных мыслительных операций. Принято считать, что она отвечает за планирование сложных форм поведения и принятие решений.

В прошлом префронтальную кору специально повреждали у людей, проявлявших симптомы серьезных психических заболеваний, с помощью так называемой «префронтальной лоботомии». Это грубое вмешательство заключалось в том, что в мозг пациента через глазницу вводили инструмент, похожий на отвертку, который рассекал волокна лобных долей мозга, что серьезно сказывалось на свойствах личности и