— И никогда не было? — осведомился коп.
— Нет, никогда, — солгал он.
— Ты знаешь парня по имени Луис?
Вдруг он догадался, кого они имеют в виду: Луис по кличке Мексикашка! Джонни нервно облизал губы.
— Я их полным-полно знаю, и все они, как один, Луисы, — пробормотал он.
— Верно, но только одного из них зовут Мексикашка Луис. Ты его знаешь?
— Да, знаю, — кивнул он. — Конечно. Кто ж его не знает?
— Но ты в особенности, верно?
— Почему это я в особенности, интересно знать?
— Может быть, потому, что твое имя — Джонни Лейн.
— Ну и что? — удивился он. — Ну, я Джонни Лейн. И что с того? В чем дело, собственно говоря? Из-за чего шум?
— Может, все дело в том, что Луис чуть было не трахнул твою девчонку две-три недели назад? А может, в том, что вы с Луисом заварили хорошую кашу, правда не здесь, не в Аполло. Мы слышали, что у Луиса получались чертовски хорошие кастеты, да вот только опробовать их он решил на твоей физиономии, а тебе это пришлось не по душе, верно, Джонни? Может, поэтому ты знаешь его лучше других, а, парень?
— А то я один такой, да? У многих парней были стычки с Луисом. А кастеты его всякий здесь знает. Черт разберет, из чего он их делал, наверное, на свалках рылся, но получались они у него что надо. Впрочем, после той заварушки в Аполло Луис старается держаться от меня подальше. И к девушке моей не пристает! Хоть кого здесь спросите, всякий скажет!
— Вот тут ты в самую точку попал, парень, — кивнул первый коп.
— Что? Я не понимаю...
— Луис и впрямь больше ни к кому не пристает... больше не пристанет. Я спросил тебя о самодельной пушке... Именно из такой его и пристрелили.
У Джонни опять пересохли губы, и он нервно провел по ним кончиком языка. Откуда-то издалека, где на противоположном конце парка высился кафедральный собор, донесся унылый перезвон колоколов. Пронзительно сигналя, словно посылая вызов небу, вторил ему какой-то грузовик. На мгновение повисла тишина. Даже ветер, казалось, застыл, боясь нарушить ее, и Джонни готов был поклясться, что чувствует на губах мерзкую бензиновую гарь, пропитавшую весь этот город. Он застыл, не слыша ничего, кроме пронзительных воплей клаксона. Но вот грузовичок затих, и вновь не было слышно ничего, кроме отдаленного шороха колес по асфальту да еще сумасшедшего стука его собственного сердца.
— Я не стрелял в него, — пересохшими губами прошептал он.
— Знаю, — саркастически кивнул первый коп. — Именно поэтому ты и удрал, как перепуганный насмерть заяц, как только мы появились на горизонте!
— Послушайте, — заговорил он, лихорадочно стараясь воззвать к их здравому смыслу, — я его не убивал. Все верно, мы с ним в последнее время не ладили. Но его многие терпеть не могли, хоть кого угодно спросите, вам всякий скажет! — Лица обоих копов оставались бесстрастными. — Господи, да зачем мне было его убивать?! Будто у меня других забот нет, как только пойти да прихлопнуть Мексикашку Луиса?!
— Да, ты у нас деловой! Прямо-таки ни минуты свободной, — сухо подтвердил второй. — Большие дела проворачиваешь, а, парень?
— Да нет, но... Эй, послушайте, ну сами скажите — за каким чертом мне понадобилось стрелять в этого подонка? Эй, кончайте, ребята, ведь не думаете же вы, что...
И тут он заметил, какой взгляд у первого полицейского. С ужасом покосившись на второго, похолодел: тот смотрел на него точно так же... И Джонни все понял. Что ж, в логике им не откажешь, как-то вяло подумал он. Кто-то пристрелил Мексикашку Луиса. Само собой, он был подонком каких поискать, и в то же время он был жителем их города. Кто-то прикончил этого сукиного сына, стало быть, надо убийцу найти. В их глазах все это, вероятно, выглядело не более странным, чем выписывание штрафа за неправильную парковку. Оставь они это, и какая-нибудь большая шишка непременно поднимет такой шум, что всем чертям станет тошно! Всякое отребье завалит улицы мусором, копаясь в помойках, как это когда-то делал Луис. А потом, того гляди, вообще станут стрелять в открытую! Дохляки станут валяться на мостовой, а им, копам, выходит, собирай! В общем, наступит бедлам, а так не пойдет! Поэтому выход оставался только один, и все трое это знали. Надо арестовать первого попавшегося бедолагу. Вот, к примеру, хотя бы он, Джонни, чем плох? Рыльце в пушку, впрочем, как и у любого в здешних краях. К тому же зол на Луиса из-за того самого дельца с его девушкой.
Да еще та маленькая стычка на Сто двадцать пятой улице, когда чуть было не прикончили его самого! Надо отдать должное Луису — он сделал все, что мог. Ему просто не повезло, бедняге, иначе сейчас был бы мертв Джонни, а не он. Так что, чего ломать голову, когда готовый кандидат в убийцы вот он, под рукой! Все они тут такие, черт возьми, так что бери любого, не ошибешься! И дело с концом!
Такая логика была ему понятна. Он знал правила этой игры, знал еще с тех дней, когда сопливым пацаном таскал грошовые конфеты из лавчонки Джейка Сосковича, что на Ленокс-авеню. Только на этот раз все было куда серьезнее. Речь шла об убийстве, а значит, не стоит и надеяться, что все ограничится взбучкой и серьезным предупреждением на будущее. Люди, как правило, терпеть не могут, когда в городе кого-то убивают. Даже таких ублюдков, как Мексикашка Луис.
Трудно спорить с подобной логикой. Однако Джонни решил не сдаваться.
— Послушайте, — начал он, — я вам верно говорю. Мы все давно уладили между собой, я и Луис. Будь я проклят, если у меня были причины...
— Тогда почему ты сбежал?
— Что?
— Почему ты сбежал?
— Дьявольщина, а вы бы не бросились наутек на моем месте? Я не хочу неприятностей, тем более с полицией. Вы же понимаете...
— Ну, так считай, что ты их получил, парень, — перебил его первый коп.
— Да чего мы тратим время, препираясь с этим чертовым ниггером? — вмешался второй.
И тут все стало окончательно ясно. Их логика, простая и незамысловатая, была понятна Джонни — в памяти всплыли слова «Помни 1935 год»! Тридцать пятый был годом расовых беспорядков. В городе до сих пор не забыли об этом. В те дни копы свирепствовали как никогда и черным лучше было вообще не показываться на улице. И вот теперь на Джонни вдруг будто повеяло