Как-то раз, набравшись смелости, она все-таки улучила момент и спросила мистера Падрони, который заведовал клубом на Коллинз-авеню:
— Мистер Падрони, почему так бывает: ни солнца для солнца, ни звезд для звезды?
Но тот только вытаращил на нее глаза:
— О чем это ты толкуешь, черт возьми?! — И на этом дискуссия была окончена.
Положим, сама-то Стелла прекрасно понимала, о чем она спрашивает. Она еще не забыла, что на итальянском «Стелла» значит «звезда», ну а звезда, это ведь почти то же самое, что и солнце, верно? Поэтому ей и казалось чертовски несправедливым и гадким, что по каким-то дурацким правилам не может быть ни солнца для солнца, ни звезд для звезды — вот именно это она и имела в виду, когда задала свой вопрос.
Но все это было давно. Сейчас она нежилась в лучах послеполуденного солнца, уютно устроившись возле бассейна в отеле «Квисисана» на Капри, гадая про себя, почему люди никогда не понимали ее. Самой Стелле всегда казалось, что она объясняет все на редкость понятно. Ну конечно, не здесь, а дома, ведь она ни слова не говорила по-итальянски. То есть, конечно, не здесь, не в «Квисисане», поскольку здесь жили почти исключительно американцы. По-итальянски говорили только бои — мальчики, разносившие зонты на пляжи, да еще те, кто подносил к автобусам и такси багаж постояльцев… ну и еще разве что портье. Но попробуй она заговорить с кем-нибудь из них, и Кармине оторвет ей голову! Он был страшно щепетилен в этом отношении.
Сам он всегда понимал свою жену. Вернее, почти всегда.
А вот Нэнни почти никогда не понимала, что Стелла имеет в виду. Точнее, просто никогда! И от этого вечно возникали какие-то сложности. Это непонимание между двумя женщинами возникло почти сразу же, и виновата, скорее всего, была Стелла, которая искренне не могла взять в толк, для чего ее восьмилетнему сыну гувернантка.
— Учить его разным вещам, — объяснил Кармине.
— Это каким же, интересно знать?
— Культуре… манерам, наконец.
— Этому и я могу его научить.
— Можешь, конечно, — ответил Кармине. — Только как насчет английской культуры, а?
— Культура везде одинакова, — упрямо возразила Стелла.
— Она отличная гувернантка, — отозвался Кармине. — Давай попробуем, а там видно будет.
Нэнни поселилась у них два года назад, заняв комнату на втором этаже, раньше служившую кладовкой. Если выйти из ее комнаты и спуститься вниз, то вы попадете в так называемую фотолабораторию Кармине. Говоря по правде, Стелла не замечала, чтобы в Льюисе за эти два года произошли какие-то перемены.
На ее взгляд, культуры в нем не слишком прибавилось. Однако в глубине души ей пришлось признать, что Нэнни удалось придать их дому некий налет аристократизма, что, собственно, было и неудивительно, учитывая ее превосходные манеры и изысканный английский выговор. Но постоянное присутствие Нэнни оказалось для Стеллы настоящим испытанием — уже нельзя было позволить себе чертыхнуться, а порой так хотелось. В присутствии Нэнни об этом и подумать было страшно. И хотя Стелла никогда не считала себя сквернословкой (да Кармине бы ей голову оторвал!), но и ей случалось ловить себя на том, что с ее языка не раз срывалось ее любимое крепкое словечко. Но так бывало, лишь когда она была совершенно уверена, что никто ее не слышит. А теперь, когда Нэнни с утра до вечера сновала по дому, Стелла никогда не чувствовала себя в одиночестве.
Она и сейчас была не одна. Да и как можно было оставаться в одиночестве, лежа возле бассейна, да еще в таком отеле, как «Квисисана»? Впрочем, Стеллу это не волновало — ругаться она не собиралась.
— Ваш муж отправился в Неаполь вертолетом? — спросила Марсия Ливитт.
На Марсии было то самое бикини, которое она купила за неделю до этого в Сен-Тропезе. Изящная, хрупкая брюнетка с крошечной, упругой грудью.
— Да, вертолетом, — ответила Стелла.
— А ему нравится Неаполь? — продолжала Марсия.
— Не очень, — замялась Стелла.
— Я просто ненавижу Неаполь! — воскликнула Марсия.
— Не думаю, что Кармине вообще это волнует, — пожала плечами Стелла.
— Этот город я терпеть не могу! Во всем мире нет второго такого! — добавила Марсия.
— Моему мужу он тоже не слишком нравится.
— Я его презираю, — захлебывалась Марсия. — Увидеть Неаполь и умереть! Вот это верно! Достаточно только приехать туда, чтобы тут же отдать концы!
— Мой муж…
— Меня просто тошнит от него! — воскликнула Марсия. — И что только ваш муж нашел в этом мерзком городишке?! Может, у него там дела?
— Нет, он уже удалился от дел, — ответила Стелла.
— О, неужели? А чем он занимался?
— Безалкогольными напитками, соками и так далее. Прежде у него была фабрика по производству безалкогольных напитков.
А сейчас он, так сказать, отошел от дел.
— О, правда? Как интересно! А что он выпускал, может, я знаю?
— Не думаю. Его продукция в основном отправлялась на Средний Запад.
— Наверное, кока-кола или что-то вроде этого?
— Нет.
— Пепси-кола?
— Нет.
— А куда именно на Среднем Западе?
— В основном в Чикаго.
— Я не так уж хорошо знаю Чикаго. — Марсия перекатилась на живот. Потом завела руки за спину, расстегнула застежку бюстгальтера и, испустив облегченный вздох, блаженно закрыла глаза. — Сама-то я из Лос-Анджелеса.
Стелла не ответила. Когда-то давно она была в Лос-Анджелесе на гастролях. Имя ее красовалось на афишах рядом с именем Сэнди Роулс, которая тогда жила с парнем по имени Дэн Бирайо.
В те старые добрые времена в Чикаго, когда Кармине занимался производством пива, Бирайо был его партнером. Насколько могла судить Стелла, они выпускали на редкость хорошее пиво, хотя никто от них ничего подобного не требовал. Но если и было на свете что-то, во что Кармине верил, как в Святую Троицу, так это именно качество. И не важно, каких расходов оно потребует, он всегда упрямо стоял на своем, следя, чтобы солод и хмель, которые закупались, были первосортными, даже если бы для этого пришлось доставлять их с другого конца света. Сэнди однажды похвасталась Стелле, что Дэн никогда не ляжет спать, не сунув под подушку пистолет. Когда Стелла, в свою очередь, рассказала об этом Кармине, с которым они еще не были тогда женаты, он коротко буркнул: «У парня отвратительные манеры», — что,