Тот заулыбался:
— Да я давно сижу, вас дожидаюсь, Мия уже не один ковш холодного пива мне принесла.
— Но я что-то не видел твоего руха! — забеспокоился имень.
Дядя развел руками.
— Из меня нынче плохой летун, Гай, уж не серчай. Так кости скрутило, вообще впору было дома сидеть. Я на повозке приехал.
— На повозке… — отец покачал головой, и ничего больше не добавил.
Им завтра вместе отправляться в путь. На повозке? Тогда дорога затянется, очень затянется, а это некстати.
Старик приблизился, изрядно подволакивая ногу — понятно, что на руха ему не сесть. Посмотрел на яйцо, и похлопал Ардая по плечу.
— Ты на этой птице через три года приз возьмешь, парень! Главное, не оплошайте, выкормите как следует…
Ардай пообещал:
— Не оплошаю…
Его сомнения насчет скорлупы немного беспокоили, хотя сам он в этом как раз не очень разбирался. Ну, сколько яиц рухов повидал он в своей жизни? Мало. Какая там скорлупа бывает у диких? Да кто его знает. И у отца, и у дяди Кира опыта побольше, наверное, их суждению можно доверять. Но лучше бы, конечно, без сомнений.
— Выкормим, — заверил отец. — С мясником уже всё договорено. Нам бы еще самим не оголодать! Как там с ужином, Мия?
— Всё хорошо с ужином, — мать взяла на руки захныкавшего ребенка. — Прошу к столу.
Вдруг за перегородкой, в своем стойле пронзительно закричал, захлопал крыльями Момут, их старый рух, и Бак, верховой рух отца, ответил таким же пронзительный криком сверху, с башни.
— Это что еще такое? — удивился отец.
Он зашел в соседнее стойло, к Момуту, потрепал его по могучей шее — глаза огромной птицы, спокойной, меланхоличной уже от старости, неестественно блестели, из мощного клюва вылетал сиплый клекот пополам с шипением, хохол из перьев на голове воинственно дыбился.
— Да что с тобой, дружок, что случилось? — отец привычно гладил, успокаивал птицу, которая продолжала клекотать, и клюв, способный разнести голову быку, тревожно щелкал у самого его уха.
Никто не беспокоился — рух никогда не поранит хозяина. По крайней мере, такого еще не случалось.
Момут топтался, подпрыгивая, скреб когтями земляной пол, так, что солома летела во все стороны, и не желал успокаиваться, наоборот — опять закричал, и тут же они услышали ответный вопль Бака с башни.
— Может быть, чувствует птенца? — предположила мать, — так бывает…
— Наверное, дракон пролетел низко, — тихо сказала Валента, старшая из сестер. — Они так кричат, когда дракон…
— Да, я тоже видел вчера, — согласился отец. — Сразу несколько летают. Ладно, раз ты такой беспокойный, посидишь на цепи, от беды… — он набросил на ногу птицы разомкнутое стальное кольцо, ловко застегнул. — А то у нас тут дорогое яйцо, приятель. Всё. Пойдемте ужинать.
Они отправились в дом, а оба руха то и дело опять принимались вопить, по очереди. Может, и правда, драконам вздумалось летать низко? С чего бы, интересно?
Ужинали, как всегда, в просторном нижнем зале дома. В окно видно было, как румяное солнце уже почти скатилось к дальним холмам, лес на тех холмах отсюда казался мягким ворсистым ковром, который хотелось гладить рукой. Такой ковер, зеленый узор на коричневом поле, висел над скамьей за спиной дяди Кира — на почетном месте. Ковры эти, мохнатые, как шкура зверя, ткут на Юге, в Борсалле, здесь их нечасто встретишь. Здесь стены украшают другими коврами — их вышивают крашеными нитками на толстом грубом холсте. Тоже красиво.
— Нигде не ел такого хлеба, хозяйка, — похвалил дядя Кир, протягивая руку за следующим ломтем.
Это было не просто вежливостью — хлеб у матери, и правда, удавался вкусным необыкновенно. Даже кухарка Лита втихую завидовала. Ардай обожал его теплым, недавно из печи — с хрусткой корочкой, посыпанной пряными травами, сначала с упругой, а потом тающей во рту мякотью…
— Захвалил ты меня, дядюшка, — мать улыбнулась. — Ты и пива такого нигде не пил…
— И каша у моей жены на славу, а уж тушеное мясо — вообще язык проглотишь. Видите, как мне повезло? — шутил отец.
— Еще ты хвастун, — дядя благодушно погладил усы.
— Хвалиться женой мужчине не зазорно.
— Оно так. Сыновьями вот гордятся молча, зато тут уж, действительно, отцу и почет, и радость, — дядя покосился на Ардая, который давно расправился со своей порцией мяса и каши и теперь жевал сладкий пирожок с ягодами — ужин был праздничный, по случаю приезда гостя, да и покупка руха — тоже, что ни говори, событие. Даже если этот рух — пока только яйцо.
— У мальчика ведь первые испытания уже будущим летом? Готов?
— На мечах он дерется неплохо, — ответил отец, — не хуже меня. Кое в чем, конечно, можно и поучиться. Не знаю, будет ли он первым, но последним не будет точно.
— Эстерелы никогда не были последними, — отрезал дядя. — Не думаешь послать его зимой в школу, в Аш?
— Придется, — пожал плечами отец. — Из-за дурацкой традиции терять столько времени и денег — а куда деваться?
Дядя усмехнулся.
— Когда ты был молодым, небось не считал это дурацкой традицией. Тоже любил мечом помахать! И так, небось, люди удивляются, почему ты его вовремя в школу не отдал.
— Конечно, это весело — пожить в школе, с толпой таких же молодых оболтусов. Я бы и сейчас не отказался, — хмыкнул отец. — Поэтому и не буду лишать сына удовольствия.
— Оно так. Веселье — это хорошо, отчего не повеселиться? — согласился дядя Кир. — Но ему надо быть воином. А если уж быть воином, то хорошим. Иначе потом веселиться будут другие, не он! Ты-то понимаешь, Гай!
Гай вздохнул и кивнул, соглашаясь.
С ужином было покончено, Валента принялась помогать кухарке с посудой, малышки, Арния и Гайда, убежали во двор. Услышав очередные крики рухов, Ардай тоже вышел, заглянул в хлев — Момут топтался, звеня цепью, иногда коротко всхлопывал крыльями, один его глаз закрылся совсем, другой — наполовину. Старая птица уже уснула бы, если бы не вопли собрата с башни.
Ардай тихонько прикрыл дверь в стойло, задвинул засов. Подумал — непременно нужно прогулять завтра Момута. Слетать с ним к водопаду, что ли…
Конечно, он подошел к печке, чтобы посмотреть на яйцо. Пощупал песок, приоткрыл заслонку и поворошил угли. Ясно, что все это было не нужно — пока тепла хватает, и мать заботливо прикрыла песчаную постель старым стеганым одеялом, оставив щель сбоку — для дыхания. Вот равно утром, ещё затемно, придется прийти и затопить печь. Как удивительно — в этом грязно-белом, намертво запаянном сосуде кто-то живет, дышит, двигается… Птенец, который превратится в огромную, быструю птицу, и принесет Эстерелам главный приз на состязаниях в Аше! В самом деле, а почему бы и нет?
Он откинул одеяло и ласково погладил пальцем скорлупу, и вот тут-то услышал…
Негромкий писк. Вроде бы — какое-то бормотание. И