– Дурака валяете, – сказала она. – И речи быть не может, чтобы я позволила вам тратить деньги на рыб.
А мама была уже на морском побережье, готовила им жилье. На прощание она сказала: «Обязательно слушайтесь тетю Энид». Поэтому, конечно, приходилось слушаться. А еще мама сказала: «Не спорьте». Поэтому дети не получили даже печального удовлетворения – возможности сказать тете Энид, что она совершенно не права и что они вовсе не валяют дурака.
Тетя Энид была не настоящей тетей, а просто старой бабушкиной подругой, получившей название «тетя», привилегии тети и власть, простиравшуюся куда дальше тетиной. Намного старше настоящей их тети и вовсе не такая милая, она, что называется, держала детей «в ежовых рукавицах», и никто никогда не называл ее тетушкой. Только тетей Энид. Это все объясняет.
Вот почему аквариум остался обескураживающе сухим – ведь даже несколько капель, оставшихся после того, как его сначала наполнили, почти сразу высохли.
Однако и без воды аквариум был прекрасен. Без единой уродливой железяки, окрашенной свинцовым суриком, – возможно, вы иногда замечали такие между железом и стеклом в аквариумах ваших друзей. Нет, это был сплошной толстый кусок прозрачного стекла, слегка зеленоватого, а если наклониться и посмотреть сквозь него, могло показаться, что внутри и вправду есть вода.
– Давайте положим в него цветы, – предложила Кэтлин, – и представим, что это актинии. Ну же, Фрэнсис.
– Делайте, что хотите, мне плевать, – буркнул Фрэнсис. – Я буду читать «Детей воды»[1].
– Тогда мы сами все сделаем, и пусть для тебя это будет приятным сюрпризом, – весело сказала Кэтлин.
Фрэнсис сидел прямо, положив на стол локти и «Детей воды», а остальные из уважения к его печали тихонько ушли. Только Мавис, вернувшись, спросила:
– Послушай, Фрэнс, ты не против, если они положат туда цветы? Понимаешь, чтобы сделать тебе приятное.
– Я же сказал – мне плевать. Пусть делают, что хотят, – грубо буркнул Фрэнсис.
Когда троица закончила трудиться, аквариум действительно выглядел очень мило, и, если нагнуться и посмотреть сбоку через стекло, смахивал на настоящий.
Кэтлин взяла несколько камешков из задней части сада камней («Там, где их не хватятся», – пояснила она), и Мавис соорудила из них арку посередине стеклянного квадрата. Пучки длинной травы, довольно редкие, выглядели почти как водоросли. Бернард выпросил у кухарки мелкого песка, которым та драила кухонные столы и буфеты, а Мавис разрезала свое ожерелье из австралийских ракушек – подарок дяди Роберта на прошлое Рождество – чтобы на песке лежали настоящие мерцающие, серебристые раковины. Это был самоотверженный поступок, потому что девочка понимала: ей придется снова нанизать ракушки на нить, а вы знаете, какая это морока. Ракушки восхитительно сияли сквозь стекло. Но самым большим триумфом стали актинии – розовые, красные и желтые, цеплявшиеся за каменистую арку так, словно на ней росли.
– О, какая прелесть, какая прелесть! – вскричала Кэтлин, когда Мавис прикрепила последний венчик нежных цветов телесного цвета. – Иди, посмотри, Фрэнс!
– Еще рано, – поспешно отозвалась Мавис, обвязывая ниткой от ожерелья оловянную золотую рыбку (вынутую из коробки с уткой, лодкой, макрелью, омаром и магнитом, который заставлял все эти фигурки двигаться), которую затем подвесила к центру арки. Рыбка выглядела так, будто плыла – нить была почти незаметна.
– Теперь пора, Фрэнсис! – позвала Мавис.
И Фрэнсис медленно подошел, заложив большим пальцем «Детей воды». К тому времени почти стемнело, но Мавис зажгла четыре свечи из кукольного домика в позолоченных подсвечниках и расставила на столе вокруг аквариума.
– Посмотри сбоку, – сказала она, – разве он не великолепен?
– Ну и ну, – медленно проговорил Фрэнсис, – вы налили в него воду… И там настоящие актинии! Где, скажите на милость?..
– Они не настоящие, – призналась Мавис. – Жаль, но это всего лишь георгины. Но смотрится очень красиво, правда?
– Похоже на Сказочную Страну, – заметила Кэтлин, а Бернард добавил:
– Я рад, что ты купил аквариум.
– Просто теперь можно увидеть, каким все будет, когда мы добудем морских обитателей, – сказала Мавис. – Ну, Фрэнсис, тебе нравится? Ведь правда?
– Еще как нравится, – ответил он, прижавшись носом к толстому стеклу. – Но мне бы хотелось, чтобы там были колышущиеся водоросли и таинственные воды, как на картине с Сабриной.
Остальные трое детей посмотрели на картину над камином: Сабрина и водяные нимфы, плывущие среди водорослей и водяных лилий. Под картиной были написаны слова, и Фрэнсис начал мечтательно их читать:
– Сабрина прекрасная,меня услышьиз глубины, где ты сидишь,из-под прозрачной прохлады вод,где лилии водят свой хоровод,вплетаясь в изгибы роскошных коствоих янтарных густых волос…[2]– Эй… что это было? – спросил он совсем другим голосом и подпрыгнул.
– В каком смысле – «что»? – само собой, отозвались остальные.
– Вы сунули в аквариум что-то живое? – спросил Фрэнсис.
– Конечно, нет, – ответила Мавис. – А в чем дело?
– Ну я увидел, как там что-то шевельнулось, вот и все.
Все столпились вокруг аквариума и вгляделись внутрь сквозь стеклянные стены. Конечно, кроме песка, травы, ракушек, камешков, георгинов и маленькой подвешенной на нить золотой рыбки там ничего не было.
– Наверное, золотая рыбка немного качнулась, – сказал Бернард. – Вот и все.
– Нет, не похоже, – ответил Фрэнсис. – Скорее похоже на…
– На что?
– Не знаю… Не заслоняйте свет. Давайте посмотрим еще разок.
Он наклонился и снова всмотрелся сквозь стекло.
– Это не золотая рыбка, – сказал он. – Рыбка неподвижна, как снулая форель. Нет… наверное, тень или что-то такое.
– Расскажи, как оно выглядело, – попросила Кэтлин.
– Оно было похоже на крысу? – поинтересовался Бернард.
– Ничуть. Скорее на…
– На что, к примеру? – спросили три раздраженных голоса.
– На Сабрину – только очень-очень маленькую.
– Куколка Сабрина, – воскликнула Кэтлин. – Как чудесненько!
– Она совсем не была похожа на куклу, и это вовсе не чудесненько, – огрызнулся Фрэнсис. – Только мне хотелось бы, чтобы она появилась снова.
Но ничего подобного не случилась.
– Послушайте, – сказала Мавис, осененная новой идеей, – а вдруг аквариум волшебный?
– Давайте играть, что он волшебный, – предложила Кэтлин. – Давайте играть, что через его волшебное стекло мы можем увидеть все, что захотим. Я вижу сказочный дворец со сверкающими шпилями из хрусталя и серебра!
– А я вижу футбольный матч, и наши выигрывают, – медленно сказал Бернард, присоединяясь к новой игре.
– Заткнись, – велел Фрэнсис. – Никакая это не игра. Там и вправду что-то было.
– Предположим, это волшебство… – снова начала Мавис.
– Мы так часто играли в волшебство, и никогда ничего не случалось, – напомнил Бернард. – Даже когда мы развели костер из ароматной древесины, восточной камеди и тому подобного. Нет, лучше с самого начала только вообразить, будто мы что-то видим. Все равно в конце концов всегда приходится притворяться. Волшебство – пустая трата времени. На самом деле никакого волшебства нет, правда, Мавис?
– Заткнитесь, говорят же вам! – только и ответил Фрэнсис, снова прижавшись носом к гладкому зеленому стеклу.
И тут на лестничной площадке послышался голос тети Энид:
– Младшие, в постель!
Ее тон не терпел возражений.
Двое заворчали, хотя и тихо, но умолять тетю Энид было бесполезно, и они послушались. Их ворчание становилось все слабее, пока