Мы с Исааком повторили опасное и незаконное перебегание дороги и направились в кафе номер два. Другой «Старбакс» оказался точно таким же, только чуть просторнее, там было больше маленьких круглых столов и витрин со сладостями. На этот раз существо с кольцом в носу, принимавшее мой заказ, было женского пола. На вопрос о Луизе она сразу же покачала головой и подала мне мокко с двойной пеной. Ее милая улыбка совершенно не сочеталась со строгой прической и украшениями. Я вытащила Исаака из коляски, сунула ему печенье и угостила пеной от кофе.
Я обернулась переспросить у девушки о Луизе, но истошный вопль Исаака перехватил мое внимание.
– Что случилось? – спросила я, проверяя его на предмет сломанных костей.
– Печенье! – завыл он.
– Что – печенье?
– Упало в кофе.
– Как оно туда упало?
– Я хотел взять пену, а печенье там растаяло!
Я попыталась успокоить его, но в конце концов просто купила ему еще печенье. Когда он улыбнулся под стать Чеширскому коту, я подумала, что он устроил этот спектакль, чтобы заполучить второе печенье.
– Ладно, сластена, пойдем.
Мы не торопясь шли к торговому центру, где стояла наша машина. Подходя к первому «Старбаксу», я подумала о начальнице смены с больной кожей. Точно помню, что, услышав имя «Луиза», она подняла голову. Я обругала себя за тупость. Псевдоним. Вполне возможно, «Луиза» – просто сетевой ник. Учитывая, что некоторые «предложения» на сайте казались не совсем законными, разумно, если «Луиза» не хотела быть узнанной. Ей ни к чему юридическая ответственность, не говоря уже о гневе родителей, имена которых она раскрывала вопреки их желанию.
И снова я промчала Исаака через дорогу. Войдя в кофейню, сразу направилась к стойке.
– Эй, тут очередь, не видите? – рявкнул кто-то. Пропустив мимо ушей замечание качка в блестящем костюме, я поймала взгляд темноволосой женщины.
– Добрый день, – сказала я, – можно с вами поговорить?
Она покраснела и покачала головой.
– Извините, мы заняты.
– Я подожду. – Я облокотилась на стойку. Исаак принялся пинать стеклянную витрину с пирожными. Полезный ребенок.
Она глянула на меня, затем пожала плечами и подозвала молодого работника. Он занял ее место; она поднырнула под стойкой, и мы пошли к столику в дальнем углу.
Я вытащила из сетки на коляске пару картонных книжек и усадила Исаака на скамейку недалеко от женщины. С книгами и пакетиками сахара на столе он просидит спокойно хотя бы несколько минут.
– Здравствуйте, Кэндис, – сказала я. Имя было написано на значке, приколотом к рубашке.
Она промолчала.
– Кажется, у нас есть общий друг.
– Да? Кто же? – Судя по всему, она в этом очень сомневалась.
– Бобби Кац.
Кэндис вспыхнула и уставилась на свои ногти, обгрызенные до мяса.
– Вы знаете Бобби? – прошептала она упавшим тоном.
Тут я поняла, что она не в курсе. Тяжело было сообщать ей об этом первой. Я взяла ее за руку.
– Мне жаль, что придется вам это сказать… – начала я.
Она отдернула руку.
– Что? – голос был глухим и хриплым.
– Бобби умер десять дней назад. Мне очень жаль.
Кажется, ее лицо посерело прямо на глазах. Прыщи и шрамы заалели на мертвенно-бледной коже.
– Что? Как?
Я глубоко вздохнула и принялась излагать эти жуткие подробности, понизив голос, чтобы Исаак не слышал.
– Не совсем понятно. Сейчас известно только одно – его нашли мертвым в своей машине на Тихоокеанском Прибрежном шоссе, к югу от каньона Санта-Моники. В руке был пистолет. Судя по всему, он покончил с собой.
– Нет! – На ее вопль обернулась вся очередь. Исаак прохныкал:
– Мама!
– Все хорошо, малыш, – сказала я, подошла и обняла его. Он аккуратно раскладывал сахар и сахарозаменитель, чередуя белые, синие и розовые упаковки.
– Поиграй еще, ладно?
Он кивнул, и я вернулась к Кэндис. Закрыв лицо руками, она нервно ковыряла прыщи на лбу.
– Я не понимала, почему он не отвечает на мои письма. Я всю неделю писала писем по десять в день, – сказала она.
Тогда я поняла, что, увлеченная просмотром его архивов, не додумалась проверить, есть ли для Бобби новые сообщения. Надо не забыть загрузиться с его ноутбука и скачать новые письма, когда доберусь до дома.
– Кэндис, я надеюсь, у вас есть что мне рассказать.
Она взглянула на меня с подозрением.
– Я провожу для Бетси, невесты Бобби, небольшое расследование. Мы пытаемся выяснить, что происходило с ним в течение последних двух месяцев.
Когда я произнесла имя Бетси, Кэндис стиснула зубы.
– Не могу ничем помочь.
– А я думаю, можете. Я знаю, что Бобби нашел вас через сайт «Право знать». Я знаю, что вы помогали Бобби искать его настоящих родителей. Расскажите что-нибудь о вашей организации.
Она насторожилась.
– Что, например?
– Это организация для приемных детей, которые ищут своих настоящих родителей, правильно?
– Не только. Мы работаем и с родителями. С кем угодно, кому нужна информация. Но в основном это действительно потерянные дети.
Это меня удивило.
– Какую информацию вы предоставляете?
– «Право знать» – это в основном информационный центр. Мы собираем данные, идеи о том, где и как искать. В таком духе.
– Вы его основали?
– Да, мне пришла в голову эта мысль после того, как я два года искала свою мать. В конце концов я нашла родных через Общество Потерянных Птиц. Они помогают потерянным и похищенным детям индейцев вернуться домой. Я лакота. Частично. Моя мать наполовину индеанка, а бабушка всю жизнь прожила в резервации.
Присмотревшись к ней получше, я действительно заметила индейские черты, хотя, может, дело просто в темных волосах или слегка выступающих скулах.
– Вы нашли мать?
Кэндис пожала плечами:
– Да, но я ей была не нужна. Понимаете, приняла культуру белого человека. Но моя бабушка, ее мать, замечательная. Мы с ней дружили, пока она не умерла. С ней я обрела дом. Если бы меня не украли в детстве, я бы росла в резервации, а не в Ньюпорт-Бич.
Я подавила желание заметить, что многие предпочли бы расти в большом городе на побережье, чем в индейской резервации тех времен, когда там еще не открыли игорные дома, где царит безработица, а медицина и образование ниже среднего. Но, с другой стороны, что я знаю о том, как пусто на душе у индейских детей, оторванных от своего народа?
– Вы основали «Право знать», чтобы помочь тем, кто оказался в подобном положении? – спросила я.
– Да. Понимаете, в такой ситуации никому нет дела до ребенка. Все носятся с правами матери и усыновителей. Но никто не думает о том, что ребенок имеет право знать, кто он, даже если его родная мать скрывается.
– Почему?
– Что – почему?
– Почему ребенок имеет на это право? Если мать отдала его и не хочет, чтобы о ней знали, зачем рассказывать о ней ребенку?
Кэндис бросила на меня сердитый взгляд, недовольная тем, что я усомнилась в ее правоте.
– Самое очевидное – это здоровье. Например, Бобби. Если бы он не сдал анализы, у него мог бы родиться ребенок с