Мы немного поиграли в своем углу и пошли на горку. Две мамаши быстро схватили и унесли своих девочек подальше от нас. Исаак пребывал в блаженном неведении по поводу своей отверженности. Он вскарабкался по лестнице и с радостным воплем скатился с горки.
Неужели дело в том, что он мальчик? Руби такая упрямая, несдержанная и своенравная, но в целом послушная. Конечно, с ней тоже всякое бывало, но она никогда не лупила детей по голове элементами оборудования детской площадки. Исаак когда-то казался очень покладистым и до сих пор удивлял меня своей нежностью. Но в нем было столько же агрессии, сколько воды в Миссисипи, и она так же легко могла выйти из берегов. Я уверена, мы с Питером воспитываем обоих одинаково. Так в чем же дело? В таинственной Y-хромосоме? Или в самом Исааке? Наверное, у него просто такой характер, и все мои усилия заставить его измениться, походить на сестру, не только безнадежны, но и вредны для него. Может, вместо того чтобы пытаться подавить его чудесный живой темперамент, который приносит мне столько радости, – если только не выплескивается на доверчивых детей, – лучше просто направить его энергию в мирное русло. Например, на неодушевленные предметы.
Через полчаса, о которых мы договорились, Исаак охотно ушел с площадки. Ему надоело играть одному. Я снова пристегнула его к автомобильному сиденью, включила неизменных «Коустерс», и мы поехали в Тихие Аллеи. Я не задумываясь взяла Исаака с собой «на дело». Во-первых, мне не с кем было его оставить. Питер всю ночь работал над «Пронзающим» и вряд ли проснется до заката. Однако мои действия объяснялись не только этим. Есть что-то в матери с малышом, что располагает к доверительной беседе. Любая женщина, которая хоть раз ходила с ребенком на площадку, может это подтвердить. Матери многое рассказывают друг другу, даже если они не знакомы. Я уже не помню, сколько раз мне доверяли самые сокровенные тайны совершенно чужие женщины, пока наши дети резвились на карусели. Должна признать, что с ребенком-ниндзя я реже становилась поверенной в подробностях интимной жизни, чем со славной Руби на коленях, но поскольку у Сьюзен Салливан не было мальчика, которого Исаак мог бы дубасить, я решила, что все в порядке.
Либо мать Бобби постоянно ходила в белом теннисном платье, либо я опять случайно застала ее перед игрой. На этот раз Салюд не пригласила меня внутрь, а оставила нас с Исааком ждать у двери. Сьюзен выглядела так, словно собиралась сразу же выставить меня, но смягчилась, увидев кудрявую голову Исаака. У него не было очаровательных рыжих локонов сестры, зато белокурые волосы обрамляли обманчиво ангельскую мордашку.
– Может, пройдем во двор? – сказала она. – Там есть качели. На них катались еще мои дети. Не поднимается рука их убрать. Наверное, берегу для внуков.
Мы прошли за дом. Мои ноги путались в высокой мокрой траве. Широкий двор оказался таким же ухоженным, как и все остальное. По краям большого газона находились клумбы из серых и синих камней. На просторной игровой площадке стояли горки, турники, столбы, лестницы, качели, три домика и песочница. Исаак устремился туда.
– Он не ушибется, – сказала Сьюзен, – там опилки сантиметров на тридцать глубиной. Я все еще меняю их каждую весну.
Мы расположились в шезлонгах на краю внутреннего двора и какое-то время молча наблюдали за Исааком. Вне себя от счастья, он забирался наверх по веревочной лестнице и съезжал по пожарному столбу.
– Вы вернулись, – наконец проговорила Сьюзен.
– Да, – ответила я.
– Зачем?
– Ваш муж служил во Вьетнаме, когда родился Бобби.
Она не отвечала, просто крутила и крутила бриллиантовый браслет на запястье.
– Представляю, как вам было тяжело. Забеременеть при таких обстоятельствах, да еще учитывая, какая у него семья. – Я говорила мягко, но думаю, что вряд ли мой тон или слова заставили Сьюзен Мастерс Салливан наконец открыться. Просто ей отчаянно хотелось кому-то рассказать. Погиб ее сын, и неважно, что она его совсем не знала. Все же она горевала и нуждалась в сочувствии.
– Мне очень жаль, что он умер, – сказала Сьюзен, глядя в сторону. Ее голос был хриплым, как будто она сдерживала слезы.
– Да, – сказала я, – нам всем жаль. Он был прекрасным человеком.
– Я его почти не знала. Мы только один раз встречались.
Я молчала, из страха, что если заговорю, то замолчит она. Я вдруг поняла, что не дышу, и постаралась выдохнуть как можно тише.
– Мне было двадцать шесть, когда он родился. Почти через три года после замужества. Моя семья… совсем небольшая. Отец перевез нас сюда из Чикаго из-за Санта-Аниты. Это ипподром. Папа работал конюхом в Саратоге, в Нью-Йорке, и думал, что сделает карьеру, объезжая лошадей. Но все, заработанное в конюшне, он либо проигрывал, либо пропивал вечером по дороге домой. Семью содержала мать. Она работала диспетчером в такси.
Сьюзен посмотрела на меня и тут же отвернулась.
– Я вам рассказываю о своей несчастливой жизни не для того, чтобы вы меня жалели. Просто все это имеет отношение к случившемуся. Видите ли, когда я познакомилась с будущим мужем, он показался мне принцем из другого мира. А я была Золушкой. Он приехал домой на Рождество из Академии ВВС. Мы встретились на студенческой вечеринке, и он долго считал, что я учусь в колледже. Я даже не лгала, просто не стала его разубеждать. Когда он окончил Академию и поступил на службу, он так редко приезжал домой… Наверное, я просто уже не думала, что он знал, а что нет. Мы поженились поспешно. По известной причине. Только тогда выяснилось, что я не студентка колледжа, а девушка… другого сорта. Но было уже поздно.
– Я думаю, его родители сразу поняли, что я не та, кем казалась. Они меня никогда не любили. Ни тогда, ни после рождения детей. Пока Патрик был за границей, они снимали для меня маленький дом в Беверли-Хиллз, оплачивали все счета. Мэри-Маргарет даже отвела меня к своему акушеру. Для Пи Джея наняли няню. Мэри-Маргарет исподволь учила меня быть Салливан. Как будто хотела воспитать идеальную жену для Патрика.
Я задыхалась или же была одинока. Забавно, от тебя столько ждут и требуют, но все равно ты отчаянно одинок.
Я понимающе кивнула. Я чувствовала себя так же, когда родилась Руби. Иногда казалось, что рождение ребенка делает тебя самой одинокой в мире. Ты всецело в чьем-либо распоряжении, у тебя нет ни минуты на себя, и все равно ты совершенно один.
– Я познакомилась с отцом Бобби