— Так их я того, приговорила. Стучала-стучала, а никто не открывал. Вот я и психанула слегка.
В набитой студентами столовой воцарилась гробовая тишина. «А стулья-то новые уже поставили», — подумала злорадно. Значит, новая мебель в наличии имеется, только ее прячут от студентов, заставляя рухлядью пользоваться! Учтем, посмотрим еще, как в учебных корпусах с обстановочкой дела обстоят.
Осмотрелась и поняла, что здесь какой-то непонятный переполох… и похоже, что из-за моей персоны. Просто вокруг меня образовалась приличная такая зона отчуждения. Только Надя отошла на пару шагов, а остальные на все десять отбежали.
— Это ты сейчас так пошутила, да? — опасливо поглядывая на меня, спросила Надя.
— Насчет чего? — Я, если честно, и забыла уже, о чем мы болтали.
— Насчет ворот! — Надька почему-то сорвалась на визг.
— А что с воротами? Старые были, я их пнула слегка, вот они и развалились… совсем. А что такого-то? Туда им и дорога, рухляди прикюветной.
— Сита, — прошептала подружка. — Это же был неразрушимый артефакт. Их вообще разрушить или открыть без дозволения хозяина невозможно было.
— Так откуда ж я знала-то? — пожала плечами. — Табличку бы хоть какую-нибудь повесили.
Что-то затрещало, потом зашипело, и все посмотрели наверх. Над раздаточным столом обнаружился допотопный громкоговоритель. Он-то, хрипя и поскрипывая, и выдал плохо узнаваемым голосом Ирины Алексеевны:
— Студентка Беглая, в кабинет директора.
Да, вот такая у меня фамилия. Бабушка рассказывала, что еще в царские времена один из наших предков был беглым каторжником, вот и прицепилось, как говорится. Я еще тогда порадовалась, что всего лишь Беглая, а не Каторжная какая-нибудь.
Все начали озираться в поисках вызванной студентки. А я шмыгнула к двери и не побежала, полетела к своей мечте на ковер. Интересно, я опять чего-то натворила или он просто по мне соскучился? Второе, конечно, предпочтительнее, но первое — вероятнее.
Алексеевна грозно глянула и, противненько улыбаясь, прошептала:
— Плохо начинаешь, Беглая. Ох нелегко тебе будет у нас. Ох намучаешься.
— Это вряд ли! Скорее вы со мной! — радостно улыбнулась и без стука распахнула дверь. — Вызывали?
Роман моих грез сидел на подоконнике и хлестал колу из банки! От моего зычного «вызывали» директор моего сердца подавился, закашлялся и сдавил банку. Напиток с пеной и шипением полез наружу, обливая руку и брюки мужчины.
— Могу постирать, — невинно предложила, картинно ковыряя пол носком шлепанца.
— Кумпарс-с-сита, — прошипел директор не хуже той колы. Ну и как тут учиться? Он даже мое бредовое имя так эротично шипит, что оно мне нравиться начинает!
— Да-да, я вся ва… вас внимательно слушаю, — захлопала ресницами, как бабочка крылышками… бяк-бяк-бяк-бяк. Не удержалась и хрюкнула. А за ней воробушек в лице вот такого вот директора, прыг-прыг-прыг-прыг. Чуть не расхохоталась, неумело притворяясь, что подавилась.
— И что же тебя так развеселило? — продолжил так очаровательно злиться Роман Любомирович.
— Не обращайте внимания, бывает, — туманно ответила, представляя, как директор прыгает за хлопающей глазами мной. Так, а что там в песенке дальше было? На «он ее голубушку шмяк-шмяк-шмяк-шмяк» возникли совсем уже неприличные ассоциации, и я покраснела.
Директор начал успокаиваться, видимо расценив мой румянец как признак раскаяния в неподобающем поведении… наи-и-ивный!
— Проходи, присаживайся. Нам нужно поговорить… по поводу ворот.
— И вы туда же! Ну не знала я, что они такие крутые! Знала бы, через верх перелезла бы, — возмущенно плюхнулась на стул.
— Сделанного не воротишь, — глубокомысленно изрек Роман.
А я уставилась на его шевелящиеся во время произнесения этой общепринятой истины губы, и мысли опять плавно перетекли к бабочкам и воробушкам. Если я сдержусь и в один, прекрасный для меня, момент не наброшусь на него, то это можно будет засчитать мне как подвиг!
— Но я хотел бы попросить тебя не распространяться о том, что ворота разрушила ты, — продолжил гипнотизировать меня губами директор.
— Все что угодно, — почти простонала, прокашлялась, собрала волю в кулак и повторила: — Как вам будет угодно, Роман Любомирович. Никому ни слова, обещаю. И девчонкам скажу, что пошутила.
— Вот и хорошо.
Ох, зачем же ты еще и улыбаешься-то? Никак смерти моей от разрыва сердца хочешь. Но вслух выдавила:
— Это все? Я могу идти?
Лучше отпусти меня, дорогой, ради сохранения собственной чести. Не удержусь ведь, наброшусь и зацелую всего!
— Нет, — как-то неохотно ответил директор. — У тебя, Сита, проявляются выдающиеся разносторонние способности. И я вынужден определить тебя на индивидуальное обучение. Каждый день, вместо второй пары, ты будешь приходить сюда, и с тобой буду заниматься я, лично. — Под конец моя мечта выглядел так, будто лимон вместе со шкуркой съел.
Я же парила где-то в облаках и сама не заметила, как, подавшись вперед, спросила:
— Чем?
— Что — чем? — не понял мой наивный директор.
Я конечно же имела в виду «чем мы будем заниматься?», но для первого дня знакомства это слишком уж откровенный вопрос, так что решила смягчить формулировку:
— Чем я заслужила такое повышенное внимание? — И опять ресничками бяк-бяк-бяк-бяк.
— Дело в том, что некоторые твои способности скорее магические, чем ведические. Мне нужно проверить свои подозрения. И если они подтвердятся, то я буду вынужден перевести тебя в ИМИ.
— Куда? Не надо меня в институт магических наук переводить! Я вообще неспособная. И магов терпеть не могу!
Это ты что, Аполлон из моих снов, отделаться от меня решил? Фигушки! Ты меня теперь отсюда только загсом выманишь!
Директор вздохнул, устало на меня посмотрел и выпроводил!
— Иди, Сита, а то обед пропустишь.
Пришлось уходить. Обед пропускать было никак нельзя. Мой ослабленный пылкими чувствами организм срочно нуждался в подпитке.
В столовке уже почти никого не было. Я спокойно предалась чревоугодию. Несказанно обрадовалась тому, что в еде здесь не ограничивают, можно хоть пять раз за добавкой подходить. И конечно же объелась. Да так, что потом еще минут двадцать просто сидела, развалившись на новом удобном стуле, и тупо пялилась на стену.
— Привет, Сита, — подсел ко мне Лекс.
Лениво кивнула, внимательно осмотрела кинэтика и пришла к выводу, что утром сильно ему польстила. Нет, парень он хоть куда, но после знакомства с директором уже не казался таким неотразимым. Да еще и ведьм не любит. Козел, одним словом.
Лекс заметил мой изучающий взгляд и спросил, лукаво прищурившись:
— Нравлюсь?
— Ничего. Но тут и получше имеются. — А что? Он ведьм не любит, так с чего ведьма должна с ним любезничать.
— Чего злая такая? — продолжил он, пропустив мою реплику мимо ушей.
— Плохо мне, — простонала, решив, что