Эйрих едва заметно кивнул -- можно было не беспокоиться, что через год появится другой юноша, называющий себя Риверсом и претендующий на корону.
-- Ты поступил правильно, дорогой брат, -- сказал он вслух, а Дойл спросил:
-- Что произошло в мое отсутствие?
-- Твои соглядатаи вынули из меня всю душу, -- улыбнулся Эйрих. -- Теперь, когда ты вернулся, я ни минутой дольше не желаю видеть физиономию нашего святейшего отца.
-- Он берег твой покой как верный пес, -- ответил Дойл.
-- А теперь забери его обратно на псарню -- и подальше от меня. Его люди не оставляли меня одного даже в спальне. Хочу приласкать жену - и чувствую, что кто-то на меня смотрит. Даже рыцари были бы лучше - их хотя бы видно по доспехам.
Дойл рассмеялся и хлопнул себя по колену:
-- Отличная работа. Я велю им стоять спиной к постели, когда они сторожат твой сон.
-- Лучше убери их подальше, -- хмыкнул Эйрих, -- а то королева начнет сомневаться в моей мужественности.
-- Твоя мужественность, дорогой брат, уже давно неоспоримый факт для все страны, -- ответил Дойл, -- так что одна королева не подпортит твоей репутации.
-- Что же ты за ядовитая гадюка, дорогой брат? -- спросил король в тон ему, но ответа не дождался и уточнил: -- Так могу я теперь спать без охраны?
Дойл вздохнул и честно сказал:
-- Нет.
Взгляд короля из насмешливого разом сделался суровым.
-- Есть то, чего я не знаю?
-- Есть то, чего пока не знаю я, -- отозвался Дойл. -- Смутные намеки, шорохи, подозрения и слухи. Отец Рикон в мое отсутствие должен был узнать больше. Но в столице не так спокойно и безопасно, как мне бы хотелось.
Эйрих облизнул сухие губы.
-- Еще один заговор?
-- Возможно. И пока я не узнаю точно, я бы хотел, чтобы ты был под надежной охраной.
-- Кого ты опасаешься?
Дойл молчал почти минуту, прежде чем ответить:
-- Всех.
Заговор -- любой заговор -- это спрут. Он тянет свои щупальца, обвивает ими сначала тонкие стебельки, а потом мощные стволы, на которых держится власть, расшатывает их, травит ядом до тех пор, пока они не рассыпаются в труху. Уничтожать щупальца бессмысленно -- нужно найти чувствительное брюшко и проткнуть его насквозь. Если же в деле замешаны ведьмы - нужно быть осторожным вдвойне.
-- Всех, Эйрих, - повторил он, - и буду опасаться, пока не пойму, что здесь затевается.
Король ничего не ответил, и Дойл, оставив доспехи лежать тяжелой грудой, прихватил меч и поковылял к себе в покои. Впрочем, на отдых и не рассчитывал -- как он и предполагал, возле дверей уже стоял, завернувшись в серый балахон, Рик.
-- Поздравляю вас с победой, милорд, -- по своему обыкновению почти беззвучно, но как-то очень весомо сказал он. Дойл кивнул и пригласил входить.
В спальне было нетоплено и холодно до стука зубов, но Дойл не обратил на это внимания или, точнее, сделал вид, что не обратил: в глубине души ему захотелось немедленно вызвать идиота-управляющего и лично всыпать ему плетей. Ледяная выстуженная комната обещала ему тяжелую ночь, плечо опять сведет проклятой болью, ногу начнет выворачивать и корежить, как в тисках. Однако его лицо осталось совершенно спокойным.
-- Я не стал бы беспокоить вас, милорд, едва вы вернулись из тяжелого похода, -- продолжил Рикон, быстрым взглядом, едва заметным под тяжелым капюшоном, обводя комнату и задерживаясь на пустом камине.
-- К делу, отец Рикон, я верю, что ты не потревожил бы меня из-за пустяков. Говори.
-- Милорд крайне прозорливы, -- Рик так и не снял капюшона, -- вчера мои люди схватили человека. Который знает больше, чем говорит.
Дойл мгновенно забыл о холодной комнате, пальцы быстро сжались в кулак.
-- Его поймали с запиской. Текст не важен, но адресат...
Дойл протянул руку, и на ладонь лег помятый сложенный вчетверо квадратик дорогой желтой бумаги. Прежде чем развернуть его, Дойл принюхался: сладкий шалфей, острый мускус и терпкий запах пота. Письмо написала женщина, а посыльный нес на груди.
В записке было всего несколько слов: "У нас все равно нет выбора, дорогая. Да будет так".
-- Кому он должен был доставить письмо?
-- Этого он пока не сказал. Но этот лист ему дала женщина без лица, превратившаяся потом в птицу и улетевшая в ночь.
-- Вниз, -- и Дойл первым направился в подземелья.
Человека нужно было допросить -- тщательно. Порядочные женщины не улетают птицами и не прячут лиц, значит, ведьма и правда рядом -- и, очевидно, не одна. Пока Рик тихо рассказывал о том, где взяли человека с письмом, Дойл в недрах собственного ума искал ответ на неразрешимый вопрос: как? Как одолеть ведьм? И что им нужно. Мотив не менее важен, чем способ обезвреживания.
Человека держали в одиночной камере, которую в замке называли красной -- потому что ее стены давно должны были бы покраснеть от льющейся крови, хотя на деле они просто чернели от плесени и сырости.
Ивен Ган -- так его назвал один верных теней. Парень работал на кухне. Имеет пятерых сестер и двух братьев.
Его уже допрашивали -- Дойл легко мог прочесть историю допроса по опухшим рукам, разбитому лицу и красным от слез глазам.
-- Значит, Ивен, -- произнес он, наклоняясь над посыльным и вглядываясь в его рябое банальное лицо.
-- М-милорд? -- пробормотал парень.
-- Сколько тебе лет, Ивен?
Ему недавно исполнилось двадцать шесть, о чем он сообщил дрожащим голосом.
-- Двадцать шесть, -- повторил за ним Дойл. -- Очень мало, Ивен. А впереди -- много. И сестрам нужна твоя помощь, у тебя их пятеро.
Ивен затрясся.
-- Милорд, я сказал все, что знаю. Клянусь.
-- Кому ты должен был отнести письмо?
-- Я не знаю. Я должен был положить его возле фонтана.
Дойл всмотрелся в глаза парня и произнес:
-- Не совсем. Ты о чем-то молчишь. Кому оно адресовано?
Ивен тряс головой и повторял, что ничего не знает, и Дойл разочарованно отошел от него и сделал знак тени, а сам сел в грубое деревянное кресло. Ожидание ему предстояло недолгое.
-- Только без дыбы пока, -- велел