– Посмотри! – Он без сил опустился на пол рядом с телом человека в плаще. – Посмотри, что ты наделал! Ей больно!
– Глупец, – незнакомец был еще жив, но каким–то шестым чувством Мастер понял: это не надолго. Жизнь вытекала из него, словно вино из треснувшего бочонка.
– Я спас ее.
– Ты потерял свою душу, теперь – навсегда. – Под простой шелковой маской скрывалось самое обычное лицо. Лицо, которое Мастер видел не единожды. Лицо, для которого ему доводилось делать самые разнообразные маски, в том числе и эту, обыкновенную, из лилового шелка с черной подкладкой. Граф Андрей Ягузовский.
– У меня на шее крест. Серебряный. – Кровь пузырилась на губах молодого аристократа, но тот продолжал говорить. Ему нужно было успеть сказать все, пока непоседа–душа окончательно не покинет ставшее таким тяжелым тело. – Сними. Отдай сыну. Он должен закончить. Собрать маски. Иначе – иначе. Останови его…
Граф закашлялся, и это последнее усилие стоило ему жизни. Мастер укоризненно покачал головой, глядя на застывшие, искаженные черты лица. Разве можно умирать так некрасиво? Эти пустые карие глаза, почему они глядят с таким укором? Он ведь не сделал ничего плохого. Он ведь только хотел защитить… Нужно закрыть глаза, мертвым не положено вмешиваться в дела живых. Мастер так и сделал, а потом, подумав, накрыл некрасивое лицо графа своей маской. Стало совсем хорошо. Правильно.
Странное дело, но пребывание в огне совершенно не повредило ей, маска стала только лучше. В ней появилась… Загадка. Легкая тайна, ускользающая сквозь грубые человеческие пальцы, подобно дыму. Теперь Любовь была совершенна. И абсолютно не гармонировала с маленьким серебряным крестиком на худой шее покойника. Мастер, наклонившись, снял крестик: пусть пока в кармане полежит. Отдать сыну… Насколько было известно старому Мастеру, у графа вообще не было детей…
Дальше все было как во сне или как в одной из страшных сказок глупой ведьмы Марии: Король крыс помог ему избавиться от тела, он даже не удивился.
– Ты хороший слуга, – похвалил он Мастера, и алый рубин на зубастой короне ехидно подмигнул. – Ты будешь вознагражден.
Он забрал маску. Король крыс был и доволен, и печален: четыре вместо двенадцати. Мало. Очень мало. Но… Время истекло. Жаль, что другого мастера, который бы столь верно ощущал истинную СУЩНОСТЬ, не найти.
На следующий день Петербург облетела страшная весть – молодой Ягузовский был найден мертвым практически на пороге своего дома. По версии полиции, граф стал жертвой собственной беспечности, маска и плащ свидетельствовали, что Андрей возвращался с некого романтического свидания, иначе для чего ему потребовалось прятать собственное лицо? Вероятно, желая сохранить инкогнито, граф решил не пользоваться собственным экипажем, который так же хорошо знали в столице, как и самого Ягузовского. Вот и получилось, что до своего городского особняка ему пришлось добираться пешком. А Петербургские улицы – не самое лучшее место для ночных прогулок. Всех в основном волновала не сама смерть молодого аристократа, сколько личность таинственной незнакомки, назначившей графу трагическое свидание. Догадок хватало, но… Догадки – это всего лишь догадки, а тут и убийцы сыскались: какие–то нищие оборванцы, у которых полиция обнаружила вещи графа. Состоялся суд, потом казнь, но это было уже не так интересно, и вскорости о несчастном Ягузовском забыли.
Примерно в то же самое время в другом конце города произошло еще одно неприятное событие – сгорел дом известного на всю столицу мастера по изготовлению масок. Имени его никто не знал, все привыкли называть старика просто Мастером, ибо из рук его выходили поистине удивительные творения. Поговаривали, что в последнее время старик стал каким–то странным. Ходили слухи, будто бы давным–давно он продал свою душу Дьяволу взамен на тайные знания, позволявшие ему создавать маски, равных которым не было, и вот теперь Сатана вернулся, чтобы забрать обещанное. Глупость, конечно: кто в просвещенный девятнадцатый век станет верить в существование Дьявола?
Мало кто знал, что после пожара, едва не уничтожившего весь квартал, Мастер прожил еще два часа. Вполне достаточно, чтобы рассказать правду о том, как вино медленным ядом растеклось по его жилам, парализуя все тело, как огонь, будто прирученный зверь, повинующийся своему хозяину, выбрался из камина на зов Короля крыс, как тот подкармливал слабенькое пламя бумажной крошкой и как ушел, плотно прикрыв за собой дверь. А Мастеру оставалось лишь смотреть, как медленно, но верно подбирается к нему огонь. Дрессировщик ушел, и зверь получил долгожданную свободу. Но Король крыс совершил ошибку – жар уничтожил яд, и, вместо того, чтобы умереть, Мастер заговорил.
Расскажи обо всем сыну. У графа Ягузовского не было детей, а у Мастера был. Сын. Сын отвечает за отца. Сын отомстит за отца!
– Я отомщу, – пообещал Сергей.
Он обещал отомстить – за дом, от которого остались одни головешки, за обман, за украденную душу, за мучительную смерть, за этот запах паленой человеческой плоти, который въелся в его одежду, волосы, кожу. Сергей знал, что отныне, пока жив Король крыс, другие запахи для него недоступны. В конце концов, у него только и осталось, что жажда мести да странный крестик, найденный в кармане у отца. Несмотря на жар, серебро не то что не расплавилось, но даже не оплыло.
Сергей похоронил отца сам, на неосвященной земле и без отпевания в церкви. Соседи неодобрительно шептались: так ведь поступают только с самоубийцами, а старик заслуживал, чтобы его похоронили по–человечески. Сын же даже поминок не устроил, воротившись с погоста он собрал вещи и уехал незнамо куда.
Спустя месяц в столице открылся новый клуб. Новость так себе, никто даже ухом не повел, подумаешь, клуб какой–то. Да и учредители не стремились рекламировать свое заведение. Наоборот, они постарались, чтобы о клубе знало как можно меньше людей, ибо странные дела творились в черном доме, окруженном высоким забором. Таинственные дела…
Поговаривали, будто каждый из членов «Круга вечности» в этом доме был… богом. Но разве можно верить слухам?
Лия
Вся эта история началась с переезда. Переезжала я из родительской пятикомнатной квартиры, в которой в последнее время стало как–то очень уж тесно, в свою однокомнатную. Подобная рокировка, признаться, не слишком радовала, но… но жить под аккомпанемент бесконечного Славкиного брюзжания я больше не смогу.
Славка – муж моей сестры. Ну и угораздило же Лариску выйти