Супа после борова не осталось. Мужем этого чудака на букву «м», который, очевидно, любил распускать руки, язык не поворачивался назвать.
Все, что не съел, он пролил, и теперь приходилось срочно готовить заново.
Под раковиной нашла немного подгнившей капусты, картошки. Можно было бы потушить первую и пожарить вторую, но это все не очень быстро, а ребенок есть хотел уже сейчас. В холодильнике обнаружила десяток яиц и молоко.
— Машенька, давай я тебе омлет сейчас сделаю по-быстрому? А потом, как картошка пожарится, покормлю картошкой.
Девочка просияла и кивнула, вот только стоило ей увидеть, как я достаю пачку молока, она вдруг сжалась и прошептала:
— Это ведь папино!
Приехали…
Я мысленно огрела этого самого «папу» сковородкой потяжелее. Он мало того, что руки распускает, еще и продукты делит на свои и общие? Неудивительно, что девочка тонюсенькая, кожа такая бледная, что, кажется, просвечивает. А что на ней надето? Футболка не по размеру, явно принадлежащая Людмиле, которую Маша носила как платье, подпоясав какой-то бечёвкой, чтобы не болталась.
Сейчас я видела, что футболка все же чистая, но при этом застиранная, с желтыми пятнами, которые уже не вывести.
— Не переживай, солнышко, я немного молока возьму, папа не заметит, — с этими словами я разбила два яйца, а потом спохватилась: — А где Миша? Он, наверное, тоже кушать хочет, надо и для него сделать.
Девочка не ответила, и я продолжила взбивать яйца. От вида съестного в животе заурчало. Пожалуй, сделаю и для себя.
Хорошо взбитый омлет на молоке с солью и черным хлебом был одним из самых моих любимых завтраков. Нежный сливочный вкус взбитых яиц, пропитанный в оставшейся после них на сковородке водичке хлебушек — полезно, питательно, а главное — быстро. Аж слюнки потекли. Если я действительно беременна, то даже если ребенок не мой, оставаться голодной нельзя.
Где-то на периферии сознания, я при этом удивлялась сама себе. Почему сейчас так спокойна? Почему еще не забилась куда-нибудь в угол с криками: «Кто вы все такие, что происходит?»
Да и вообще, я, по сути, еще двадцатилетняя сопля, которая детей видит вблизи впервые в жизни!
Почему меня не кидает от всего происходящего в истерику? Раньше я даже во время ПМС была не всегда адекватной, а тут — беременность!
Вздохнув, попыталась сосредоточиться на готовке, но от беременности, мысли сами собой скользнули к контракту. Может быть, не все так плохо? Что я знала о суррогатном материнстве? Что отчаявшиеся завести обычным способом ребенка пары были готовы платить огромные деньги за то, чтобы кто-то другой выносил их ребенка. Странно, правда, что в договоре в качестве заказчика был указан только один человек. Ну да я таких прежде никогда и не видела. Мало ли, может, там фигурирует только тот, кто оплачивает услугу.
Также я слышала, что беременной женщине по таким контрактам выдается ежемесячное содержание, а после родов оставшаяся сумма переводится единым траншем.
То есть, даже если у Людмилы Клеевой сейчас нет работы, то себя и детей она прокормит. По крайней мере — в ближайшие девять месяцев. Вот только как избавиться от борова?
— Так что там Мишенька? — немного повеселев, спросила я. Маша по-прежнему молчала. Я повернулась к ней, вопросительно подняв брови: — Что-то случилось? — сердце предательски сжалось.
Я мгновенно забыла и про яичницу, и про картошку.
— Папа его наказал за то, что он тебя защищал, — тихо шепнула Маша. — На балконе он.
Я всплеснула руками и выбежала из кухни, не сразу сообразив, что не знаю, где тут балкон находится. Я даже не могла сообразить, квартира это или частный дом. За окном было темно, хоть глаз выколи. По лбу стекал холодный пот. Что этот ублюдок мог сделать с ребёнком?! И где, черт возьми, этот самый балкон?!
Оббежала все комнаты — в них балкона не оказалось. Оставалась одна, где я еще не посмотрела. Приоткрыла дверь — на большой кровати громко храпел Василий, а в комнате витал тяжелый запах перегара. В конце комнаты за балконной дверью маячила маленькая детская тень.
Вдох. Выдох.
Я никогда не считала себя жалостливой, но сейчас от невыносимой муки сдавило сердце. Что натворил этот урод? И как так вообще вышло, что эта самая Люся терпела распускающего руки на нее и детей мужа-пьяницу столько времени?
В моем окружении сейчас было модно рассуждать об абъюзивных отношения, о созависимости. Но то, что происходило в семье Клеевых, казалось чем-то за гранью всех этих рассуждений.
По-хорошему, взять бы сейчас детей, собрать вещи и убежать из квартиры. Но… куда отправиться? Разве что на содержание к этому неизвестному Руслану Галавицу. Вот только кто его знает, как обстоят дела. Быть может, этот Галавиц какой-нибудь уголовник, а Клеев его сообщник? И, показав свое намерение сбежать, я только подпишу себе приговор.
Или я все усложняю, и лучше не рассуждать, а действовать?
Узнать бы, где деньги лежат, найти телефон и понять, в каком городе я вообще нахожусь. Хотя по-хорошему надо бы не самой бежать, а от мужа как-то избавляться.
Сделала пару осторожных шагов внутрь и не смогла сдержать нервный смешок. Да уж — «избавляться»… Сама же и думаю как заправская уголовница. Может быть, это Люсины замашки? И она была любительницей «закладывать за воротник»?
Василий громко всхрапнул, что-то пробормотал и перевернулся на другой бок. Я замерла, боясь пошевелиться. Постояла с минуту. Вроде бы спит.
Добравшись до балкона, дернула на себя дверь. На меня сразу дохнуло морозным воздухом. В квартиру ворвалось несколько снежинок. Балкон оказался маленьким, не застекленным. Этаж, судя по веткам деревьев, вторым, а сам дом — маленьким деревянным бараком на несколько квартир.
— Мама? — вопросительно пискнул Миша, стоящий босиком на заледенелом бетоне в одной лишь безразмерной футболке.
«Убью гада!» — мысленно пообещала я себе. Ну как можно было в таком виде ребенка выгнать из квартиры? Даже в качестве наказания!
— Давай быстрее на кухню! — шепнула я ребенку.
Тот опасливо покосился на кровать, но спорить не стал и проворно юркнул мимо. Вот только на выходе поскользнулся мокрыми после снега пятками и, проскользив, врезался в косяк, отчего дверь громко хлопнула.
Я с упавшим сердцем смотрела, как Василий сел на кровати, пустым взглядом смотря перед собой.
— Какого лешего ты его выпустила? — набычившись, спросил он. — Щас сама на балкон отправишься. Опять мне детей воспитывать не даешь, а потом пилить будешь, что я плохой отец?!
Я жестом показала Мише, чтобы уходил, но мальчик не двинулся с места, готовый защищать мать до последнего. Я облизала пересохшие губы. У меня никогда даже племянников не было, и я никогда не испытывала к детям привязанности, не знала как с ними общаться, о чем разговаривать. Но к этим