Было только одно условие, о котором я не говорила ни одному риэлтору, но которое имело для меня решающее значение.
В квартире не должно быть домовых.
Именно поэтому на каждые «смотрины» я таскала с собой кота. Увидеть домового я смогла бы и сама, был у меня такой дар с детства. Или проклятие, как посмотреть. Но не факт, что обитающий в квартире домовой так сразу мне показался бы. А кот для него – что красная тряпка для быка. Домовые терпеть не могут тех, кто способен их увидеть: кошек, мышей, пауков и тараканов. С другой стороны, есть, конечно, в этом и положительный момент: в квартире, где живут домовые, не бывает ни мышей, ни тараканов, ни клопов.
Но и меня они тоже не выносят, эти загадочные существа. Как только понимают, что я способна их засечь, начинают всячески пакостить и вредничать, вытесняя меня с обжитой территории.
Во время моих квартирных смотрин Пушок несколько раз обнаруживал домовых, о которых десятками лет не подозревали прежние хозяева. Точнее, Пух сперва заставлял их проявить себя, активизироваться, потом реагировал на них самым естественным кошачьим образом: выгибал спину, распушался, как огромный ершик, и шипел, таращась в пустоту. Риэлторы понимающе хмыкали, получив мой моментальный отказ, хотя могли только догадываться, в чем тут дело. А я не объясняла.
С домовыми мне не повезло столкнуться несколько раз.
В раннем детстве, когда я уже осознавала себя в окружающем мире, я несколько раз видела какую-то непонятную сущность, которая вполне мирно обитала в нашей квартире. Я не знала, с чем столкнулась, не знала, как на это реагировать, и поэтому никак не реагировала. Сущность эта тоже долгое время не принимала меня в расчет. Так мы и обитали бок о бок несколько лет, не догадываясь, что что-то не так.
Когда я стала постарше, в квартире одной из подружек я случайно заметила похожую сущность и поинтересовалась, не мешают ли они друг другу жить. Подруга сначала не понимала, о чем я говорю, потом долго таращилась в угол, куда я ей показывала, потом долго и внимательно смотрела на меня, потом покрутила пальцем у виска и поинтересовалась, не шизанутая ли я часом. Или я ее пытаюсь напугать? Я догадалась, что она, как и многие окружающие меня люди, не видит того, что вижу я, и что она этого страшится. Я сделала вид, что пошутила, подруга снова покрутила пальцем у виска, и мы забыли об этом дурацком разговоре.
А загадочная сущность после этого стала пакостить мне каждый раз, как я наносила подруге визит: когда никто не видел, роняла передо мной и на меня разные предметы, проливала мне на колени горячий чай, толкая под руку и при этом на мгновение становясь отчетливо видимой (только мне, опять же, как выяснилось), подсыпала мне в обувь колючие крошки (я просто догадалась, чья это работа, хотя сама за этим действием пакостную сущность ни разу не застукала).
В конце концов она добилась своего – я перестала бывать у Светки дома, каждый раз изобретая причину, чтобы не обидеть подружку отказом.
Однажды я пыталась заговорить об этом с мамой. Она, видимо, списала это все на мое подростковое воображение, фантазии и желание чувствовать себя хоть в чем-то исключительной. Я поняла, что моя мама тоже «их» не видит.
А сущность наконец-то поняла, что я знаю о ее существовании. И тогда дома начался настоящий кошмар. Про нас даже телевидение пыталось снять сюжет – барабашки тогда как раз вошли в моду вместе со всякими экстрасенсами, психотерапевтами и прочими знахарями и провидцами. Но во время визита съемочной группы сущность притихла и, как назло, перестала безобразничать. А когда разочарованные и злые телевизионщики уехали, кошмар возобновился: предметы летали, злобная сущность весьма отталкивающего вида почти все время торчала у меня на виду, потому что не переставая что-то двигала, роняла, шумела и всячески буянила. Один раз соседи даже вызвали милицию, посчитав, что это мама «воспитывает» дочь-подростка.
Составлявший протокол участковый явно мне не верил, хмыкал в усы, пытаясь разобраться в наших с мамой вполне мирных, на взгляд постороннего, отношениях, задавал неожиданные и каверзные вопросы о нашем образе жизни и о внезапно начавшихся безобразиях.
Когда он ушел, мама наконец-то поверила в то, что я не фантазерка и не шизофреник.
Мы временно перебрались к бабушке, в дом на окраине городка, а потом поменяли квартиру. Нам повезло: домового в ней не оказалось.
Позже я еще несколько раз сталкивалась с подобными агрессивными барабашками, и в общем-то понятно, что любить их причин у меня не было.
Итак, я жила одна, меня все устраивало, однако я подумывала, не завести ли себе кота. Я люблю котов. Они славные, очень мило подлизываются, когда им что-то от тебя надо, и очень стараются казаться независимыми, когда ничего не надо. Но в основном они милые. Я по натуре кошатница, собак недолюбливаю за их чрезмерность. Слишком много любви, шума и внимания, слишком много усилий требуется для их нормального существования в условиях городской квартиры. Нет, это не мое. Меня бы устроили рыбки. А еще лучше – цветочки в горшочке. Или коты. Но ни рыбок, ни цветочков я себе завести не успела.
И кота не успела.
В квартире обнаружился-таки домовой.
Обнаружился самым мерзким образом. Дверь туалета была довольно широко открыта, и в разгар моего, пардон, безмятежного чтения периодической литературы (а от кого мне было запираться?) на пороге возникло отвратительное существо, много раз описанное в сказках и страшилках. Лохматое, непропорциональное, черт-те во что одетое (ладно хоть вообще одетое!), подбоченившееся и нагло ухмыляющееся. Типичный фольклорный домовой.
– Просвещаешься? – нагло вопросило безобразное существо и нагнуло голову, чтобы рассмотреть обложку. От неожиданности я заорала. Журнал выпал из рук. Домовой, казалось, тоже не ожидал такого поворота и вместо того чтобы деликатно исчезнуть, застыл на месте и уставился на меня своими блестящими маленькими глазками-бусинками из-под спутанных кустистых бровищ, перемешанных с гривой и прочим волосяным покровом на лохматой физиономии. Голым на ней был только нос, да и тот с отвратительной волосатой бородавкой.
– Ты что, меня видишь? – удивленно спросил домовой, делая попытку пошевелить своими бровищами.
– И даже слышу! – в ярости рявкнула я и чуть было снова не перешла на истерический визг. – Сгинь, нечистый! – Ничего более умного