– Ну так что, найдешь тайник, раз уж мы все равно здесь? Если, конечно, для избранного это не слишком мелкая задачка.

Генри очнулся и кивнул. Он хотел сказать Эдварду, что нечего так носиться с прошлым, что оно не изменится, даже если он найдет тот меч, даже если каждый день будет лупить чучело Освальда в комнате, полной воспоминаний, – но не сказал ни слова. Он точно знал, что будущее важнее прошлого, но спор с Эдвардом тут же превратился бы в бессмысленную ссору.

Мест, где можно что-нибудь спрятать, здесь было полно: шкафы вдоль стен, ящики столов, пухлые лепные украшения на стенах, зазоры за мебелью и под диванами. Генри несколько минут бессмысленно бродил по комнате, а потом неподалеку от тряпичного Освальда увидел под шкафом темный контур какого-то предмета.

– Там точно ничего нет, я… – испуганно начал Эдвард, но Генри уже вытянул наружу туго набитую сумку. – Убери обратно. Разве не видно, что на меч вообще не похоже?

Он был прав, но сумка заинтересовала Генри куда больше, чем сто лет назад потерянная игрушка. Ремни не были затянуты, и Генри задумчиво оглядел торчащие наружу края какой-то одежды, свернутое одеяло и горлышко плетеной фляги для воды.

– Ты решил сбежать, – пробормотал Генри. – Просто ждал, когда рассветет. Зачем, кстати?

– Затем, что в шесть часов у Северного хода сменяется охрана, и минут десять его вообще никто не сторожит. Кстати, бывают хоть какие-то дела, в которые ты не лезешь? – сухо спросил Эдвард. – Вежливый человек не стал бы разглядывать чужие вещи. Я любезно и дружелюбно попросил тебя поискать тайник, настолько хорошо замаскированный, что я не смог найти его сам. По-твоему, за десять лет я не посмотрел под шкафами? А теперь, думаю, тебе пора.

Эдвард улыбнулся во весь рот и пинком отправил сумку обратно под шкаф.

Но Генри не собирался отступать.

– Куда ты поедешь? Ты из дворца-то почти не выходил. Даже охотиться не умеешь. Если напорешься на лося или медведя в лесу – что будешь делать?

Фальшивая улыбка тут же исчезла.

– А ты думал, я буду сидеть и смотреть, как все тебя на руках носят?

– Зачем на руках? – не понял Генри. – Я слишком тяжелый.

Эдвард закатил глаза, будто услышал такую глупость, что ему стало плохо.

– Я ее заберу, – сказал Генри, подхватывая сумку. – А ты никуда не поедешь. Здесь безопасно.

– Положи на место, тупица, – внятно проговорил Эдвард. – И только попробуй кому-нибудь рассказать. То, что я не дал тебе сдохнуть, еще не значит, что ты имеешь право лезть ко мне со своими советами.

Генри закинул сумку на плечо. За три недели среди людей он вполне уяснил, что такое благодарность. Эдвард спас его, а значит, нужно не дать ему сделать глупость. Еще минуту Эдвард сверлил его таким злобным взглядом, будто всерьез рассчитывал, что Генри испугается, а потом нехотя сказал:

– Не ты один можешь совершать подвиги. Волшебство проснулось по всему королевству, и оно бывает не только доброе, ясно тебе? До потери Сердца белые рыцари защищали людей от всяких тварей, вот этим я и займусь. Ты меня не сможешь остановить, – важно закончил он, и Генри чуть не рассмеялся.

– Конечно, смогу. Лучше не заставляй, а то…

Договорить Генри не успел – Эдвард поднял с ковра меч и приставил его к горлу Генри. Тот вздрогнул. В последнее время он слишком расслабился – раньше никто не смог бы близко подойти к нему с оружием.

Железо едва касалось кожи, и было ясно как день, что Эдвард просто пугает, но у Генри вдруг потемнело в глазах. Едва соображая, что делает, он дернулся в сторону и ударил Эдварда сначала по локтю, а потом кулаком в живот – с такой силой, что тот рухнул назад и выронил меч.

– Ты сделаешь так, как я говорю, – отрезал Генри.

Он едва себя слышал, будто голову изнутри затянуло туманом. Эдвард, кряхтя и кашляя, встал. Он был безоружен, но Генри почувствовал странное, мучительное, будто чужое желание ударить его по лицу, бить его, пока он не признает, что…

«Что ты сильнее, – нараспев протянул голос огня, и у Генри перехватило дыхание. – Только слабак поднимает оружие, если не готов пустить его в ход. Покажи ему. Пусть увидит, кто ты такой».

Оцепенев от страха, Генри мысленно умолял Эдварда проваливать как можно скорее, но тот его послание явно не услышал.

– Думаешь, напугал? – звенящим голосом спросил Эдвард, поднимая меч.

В следующую секунду Генри сбил его с ног, перехватил меч и надавил лезвием ему на горло. Генри хотелось кричать, но собственное лицо не слушалось, застыло, будто онемели все мышцы. «Убей», – шептал голос. Слово пульсировало в голове, и Генри казалось, что сам он исчезает, проваливается в теплое беспамятство. В глазах Эдварда был настоящий, чистый страх, и это было так хорошо, так приятно, вот как люди должны смотреть на…

Генри замычал и из последних сил отшатнулся. Его трясло, как от холода. «Вот теперь точно напугал», – отстраненно подумал он, и на этот раз мысль была его собственная. Эдвард, прижимая руку к шее, отполз назад. На горле у него краснела узкая полоса, но крови не было. Похоже, меч, предназначенный для борьбы с тряпичным чучелом, был совершенно тупой – только это их и спасло.

– Прости, – выдавил Генри. Он с трудом вспомнил слово, которое надо говорить в таких случаях. – Прости, я не хотел.

Он думал, что Эдвард, как обычно, скажет в ответ что-нибудь высокомерное, но тот смотрел на него так, будто видел в первый раз. Как на дикого зверя, который, того и гляди, укусит. От страха его лицо разом перестало казаться взрослым.

Меч со звоном выпал из руки Генри, и этот звук словно привел Эдварда в чувство: он нетвердо встал и попятился к двери.

– Иди к себе, – глухо сказал Генри. – Никакого побега не будет.

Не поворачиваясь к Генри спиной и держа на виду руки, Эдвард добрел до двери и скрылся в коридоре. Генри подождал, когда стихнут его шаги, и вытянулся на полу, закрыв лицо ладонями. Тис однажды сказал ему: «Внутри разрушителя, пока он растет, дар огня хранится как в стеклянном сосуде: обладатель дара чувствует только его отголоски. Но если он тронет человека, сосуд разобьется, и его нельзя собрать назад».

Сивард спас его, отдав часть своих сил, но Генри после этого трижды использовал дар и стал тем же, кем был до встречи с Сивардом, – разрушителем, вошедшим в полную силу. И если бы меч Эдварда был заточен…

Генри