3 страница
Тема
кожа на его лице сложилась морщинками, как мятая ткань. С ним можно было не притворяться – он знал меня с детства, видел насквозь и в отличие от отца прощал любые шалости.

– Прикажете подготовить наряд?

– Прикажу подготовить все наряды! – радостно взревел я и, выбравшись из постели, бросился умываться. – Выберу позже! Мне нужно больше горячей воды! Трость еще не доставили? А мне надо ответить на записку или это необязательно?

– Ваш отец не ответил бы.

– Кто бы сомневался, – фыркнул я, лихорадочно намыливая щеки. На них, если честно, очень мало что росло, но прийти на вечеринку свежевыбритым – это такой шик! – Он хоть куда-нибудь в последние годы ходил?

– Светских развлечений он, по обыкновению, сторонился. – Маккеллан мягко забрал у меня бритву и начал брить сам. – Так что только по делам.

Рот открыть теперь было страшно – бритва пугающе сияла, а кто знает, насколько твердая у мистера Маккеллана рука.

– Пкаким это?! – все-таки спросил я, едва шевеля губами.

– По скучным.

Вдаваться в подробности скучных дел отца мне не хотелось, и я заговорил о том, что занимало все мои мысли.

– Вот ты уже длго жвешь, – промычал я, стараясь поменьше двигать ртом. – Как мне пнравиться всем на этм вечере?

– Просто будьте собой, не притворяйтесь никем, – невозмутимо ответил мистер Маккеллан, ловко водя бритвой. – В глубине души вы славный и добрый юноша. Покажите, какой вы на самом деле, и вас полюбят, вот увидите.

Я тяжело вздохнул. Сразу стало ясно, что Маккеллан в высшем свете не бывал. Быть собой – худший способ чего-либо добиться, вот что я узнал за десять лет в пансионе. Быть собой – значит показать свои слабые стороны и отдать себя на милость всех вокруг, а уж они обязательно над тобой посмеются. Нет уж, это не для меня.

– Что предпочитаете на завтрак в такой важный день? – добродушно спросил Маккеллан, оторвав меня от размышлений.

Вскоре я уже сидел в столовой и набивал рот хрустящей булкой с маслом и ветчиной, отдавая распоряжения направо и налево. На столе чего только не было: сливки, жареный бекон, яйца-пашот, джем – апельсиновый, клубничный, лимонный! Слуги подливали мне свежего чаю по первому знаку, и я чувствовал себя самым счастливым человеком во всем городе.

– А почему цветы такие мрачные? – спросил я, кивнув на чахлый букетик зелено-красных листьев в центре стола.

Моя мама обожала растения, и когда-то, еще до моего рождения, отец построил для нее оранжерею. Это воспоминание всегда было со мной: яркие цветы в душной и влажной стеклянной пристройке, пыльца, осыпающаяся на одежду. Я нюхал цветы и чихал, а мама смеялась и оттирала меня от сладкой желтой пыльцы. Когда она умерла, нас с Беном тут же выставили в пансион, так что дальнейшая судьба оранжереи была мне неизвестна. В редкие приезды домой мы с Беном старались помалкивать и просто пережить эти мучительные визиты. Отец был мрачен и замкнут, ни о чем нас не расспрашивал и часто поглядывал на часы, ожидая, когда мы уедем обратно. Если вам не доводилось проводить время со своим родителем в столь невыносимой обстановке, вы много потеряли: отлично закаляет характер, после этого никакие невзгоды вас уже не проймут.

Сейчас, глядя на букет, я понял, что мамина оранжерея, судя по всему, выжила. На улице был март, еще снег не везде сошел, а у нас посреди стола зелень, хоть и весьма сомнительной красоты.

– Это не цветы, – пояснил Маккеллан. – Это салат мангольд. Позже мы подадим его на обед. Оранжерея долго стояла заброшенной, а потом ваш отец увлекся выращиванием сельскохозяйственных культур. Свежие овощи круглый год!

– Зачем ему это? – буркнул я. Мне стало как-то тяжко от того, что я понятия не имел об отцовских увлечениях. – Мы же не бедняки, мог бы просто купить, что захочет.

Маккеллан таинственно хмыкнул, и я решил не расспрашивать – молча доел и пошел примерять одежду.

Я так устал и переволновался из-за подготовки к званому ужину, что всю вторую половину дня валялся в постели и, чтобы не оплошать вечером, листал модные журналы для джентльменов, которые тайно закупил для меня Маккеллан. Раздел шуток я даже наизусть выучил – пригодится, чтобы пленять дам и заводить друзей.

В комнатах слуг слышалась какая-то возня, но я не обратил на нее внимания. Куда больше меня занимало, какой шейный платок надеть к модному сюртуку с длинными фалдами, который доставили утром.

Когда я спустился к обеду, все выглядели притихшими. Запеченную рыбу со знакомым салатом мангольд подавал какой-то из стариков, остальные выстроились вдоль стен. Я огляделся.

– А где Маккеллан? У камина дремлет?

– Увы, нет, сэр. – Голос у старика дрогнул. – Он… Он умер. Мне жаль.

У меня мороз пробежал по коже. Ну нет. Не может быть. Это уж слишком.

– Не врите, я его только утром видел! Говорите, куда он делся! Он мне нужен.

– Смерть забирает даже тех, кто нужен, сэр, – уныло проговорил другой старец, явно размышляя о том, что к нему эта гостья тоже может явиться в любое время. – У нее на всех свои планы.

– Ой, да избавьте меня от этого брюзжания! – Я задышал глубже, пытаясь успокоиться. Судя по их подавленным лицам, они не шутили. – Что случилось?!

– Он шел на кухню, оступился и упал с лестницы. Там такое плохое освещение! Наверное, ударился головой. Мы прибежали на звук, а он уже…

– Отведите меня к нему, – приказал я.

Старцы смущенно повели меня на нижний этаж – помимо кухни, там был коридор с дверьми в жилые комнатушки. В одной из них на застеленной узкой постели лежал Маккеллан – бледный, с закрытыми глазами. Он казался бы спящим, если бы не сведенные, будто заледеневшие руки, сложенные на животе. У меня сжалось сердце.

– Мы хотели бы обратиться к вам с просьбой, – сказал кто-то из старцев у меня за спиной. – Мистер Маккеллан всю жизнь посвятил благородному служению вашей семье, родственников у него нет. Ваш отец всегда устраивал слугам очень достойные похороны на кладбище Сент-Николас. Заказывал изысканное надгробие по собственному эскизу, всегда новому, произносил речь, возлагал цветы.

Я задохнулся от обиды. Значит, на эскизы надгробий для слуг у отца время было, а на то, чтобы пригласить сыновей на каникулы или написать им хоть одно письмо, – нет, извините. Деньги на карманные расходы он нам тоже выделял скудно, я всегда казался бедняком на фоне своих богатых друзей. Кладбище Сент-Николас я помнил с детства, там была похоронена наша мать. Старинное и прекрасное, одно из лучших в городе. Кто в своем уме будет покупать там за баснословные деньги место для слуги?

– Мы понимаем, вы сами еще не распоряжаетесь капиталом, но не могли бы вы попросить управляющего выделить средства на похороны мистера Маккеллана?