Судя по всему, сообщение – неграмотное, с кляксами – было адресовано мне.
Я открыл дверь, но в пронизанном солнцем заднем дворе никого не было. Мне стало так любопытно, что я обошел дом и заковылял к дороге, – в отсутствие забора к дому мог подойти кто угодно, но вряд ли он успел бы уйти далеко. Я посмотрел направо. Налево. Пыльная солнечная дорога была совершенно пуста. Кто бы ни принес записку, он наверняка спрятался в каких-то придорожных кустах – не хотел, чтоб его увидели, а я не чувствовал в себе силы отойти от дома далеко.
Тут я сообразил, что это мой первый торжественный выход на улицу с тех пор, как Киран выволок меня из дома. Деревья успели покрыться нежной зеленью, а земля, по которой деловито бродили куры, – зарасти травой. Интересно, сегодня тепло? Я прищурился от наслаждения, подставил лицо ветру, которого не чувствовал, но видел, как он шевелит верхушки деревьев и кусты, слышал его шум. Как же красиво! Я попытался вдохнуть поглубже (безуспешно) и задумчиво побрел обратно в дом.
Записку я разглядывал до самого вечера, но в тайну ее так и не проник. Кто принес ее? Откуда он знал, кого я ищу? Почему просто не зашел поговорить? Печатные буквы, ползущие вниз строчки. Что-то с этим письмом было не так, но я никак не мог сообразить, что именно.
Все мечтали сплавить меня на фабрику: и Бен, и Киран, и этот таинственный третий. Нельзя мне туда, там полно восставших, а если я встречусь с кем-нибудь из них взглядом… Но бывает, что страх остаться там, где ты есть, становится сильнее, чем страх любого нового места, где можешь оказаться.
Показать записку Бену? Нет уж, с ним я не разговариваю. Покажу Молли. Я собрал волю в кулак, с кряхтением поднялся с бабушкиного стула и отправился на поиски.
Как же мне надоел мой костюм! Бутылочно-зеленый сюртук, темные брюки, уже не очень свежая рубашка и бежевый шейный платок – я в этом еще из Лондона выехал. При выходе из дома у меня и цилиндр был, но теперь уж и не вспомнить, когда я его лишился. Просить сменную одежду я боялся, ничего приличного у них все равно нет. Оденут меня, как Бена, в крестьянскую рубашку. Нет уж, спасибо.
Я шел по дому и прислушивался. Вряд ли Молли дома, но, с другой стороны, кто ее знает? О, и правда: из-за одной двери раздался ее голос. Я посмотрел в щелку прикрытой двери, как голодные сиротки на рождественских открытках заглядывают в праздничный зал. Так вот где Бен принимает пациентов! Чисто, аккуратно, много скляночек. На скамье с широко открытым ртом сидит мальчик, рядом – его встревоженная мать. Видимо, пациенты.
Правда, самого Бена в данный момент тут не было. Вместо него Молли в холщовом халате и с забранными под косынку волосами смазывала чем-то ярким горло мальчику.
Меня обожгла обида. Вот насколько, значит, спелись Бен и Молли. Она помогала ему, а вовсе не трудилась в полях, – он ее даже оставлял работать вместо себя! Я отступил от двери. Меня никто не заметил: что мне давалось теперь легко, так это тихая ходьба, даже половица под ногой не скрипнет. Должно же быть хоть какое-то преимущество и у меня.
Самым храбрым себя чувствуешь, когда терять нечего. Я сжал в кармане записку и пошел к входной двери. Всю жизнь рассчитывал только на себя, разок решил доверить дело другим – и вот куда это меня привело. Ну ничего, все возвращается на круги своя. Джон Гленгалл против всех, раунд первый. Я слышал, так говорят в боксе, которого мне ни разу не довелось увидеть.
Подогреваемый яростью и обидой, я вышел на улицу. Проходя мимо дома соседей, я почувствовал, что на меня пристально смотрят. Неужели мертвая старушка опять выбралась в сад? Очевидно, на фабрику ее так и не сдали, даже ради десяти шиллингов. Вот насколько некоторые любят своих родственников, в отличие от тебя, Бен!
Встречаться с ней взглядом не хотелось, и я так и не обернулся.
Глава 4
Раунд первый
Как часто бывает в жизни, легче что-то придумать, чем исполнить. Я был полон решимости отправиться на мертвую фабрику и найти того, кто знает про деревню праведников, чего бы мне это ни стоило, вот только понятия не имел, где эту фабрику искать. Так что я просто зашагал по пыльной дороге со звучным названием Плама-Бохар, нелепо переставляя ноги, как тумбы, и поминутно оглядываясь на уютно освещенный дом Молли. В глубине души я надеялся, что мое отсутствие немедленно обнаружат и бросятся следом с криком: «Стой, куда ты, нам будет
