В интернете море сонников, но какому верить?
Я написала Любе: «Сон: запертые двери распахнулись, за ними – Солнце». В ответ она прислала своё имя.
Я решила не сомневаться. Многие сочтут легкомысленным человека, готового изменить судьбу по строчке из сборника суеверий. А если у него больше ничего нет? Совсем ничего.
* * *Люба позвонила в субботу утром.
– Ох, на сердце тяжело, прямо давит. С другом твоим беда.
Время остановилось.
– Лиза, давай я приеду. Говори адрес.
Она приехала быстро: наступил пик дачного сезона, вся Москва эмигрировала на свежий воздух до утра понедельника. Без парика и косынки, с короткой стрижкой, Люба выглядела моложе и менее фольклорно.
– Волосы отрезала, лечу. Перед майскими сидела в парикмахерской с химией, и воду выключили, – строчила она как из пулемета. – Всю башку сожгли! Лезли – ужас! На две драки осталось. Завари чайку покрепче. Со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.
– Бутерброд хочешь?
Как робот я приготовила чай, нарезала хлеб, сыр, ветчину. Мы сели за стол. Меня уже трясло от волнения и неизвестности.
– Сон я видела, – начала Люба, перекусив. Теперь она говорила медленнее. – Вроде кто-то по снегу идёт и проваливается в него по грудь.
– И что это значит? – прошептала я. Голос пропал.
– Плохо. В снег провалиться – плохо. Сам чёрный, лохматый, морда вроде волчьей и глаза жёлтые.
– Это он. Вольфрам.
– Вот. Я так и подумала.
– Люба, я уже ни жива ни мертва. Что мне делать?
– На картах раскладывала так и эдак, всё одно: беда. Злые люди добрались до него, он в их власти.
Я закрыла лицо руками.
– Погоди, не реви. Я у Лалы была, ну, которая артистка. Упросила её глянуть. Она сказала, тебе к нему надо. Спасать.
Слёзы прекратились.
– Да как же я к нему попаду? Это ж не Сокольники. И даже не Комсомольск-на-Амуре. Туда ни на метро, ни самолётом…
– А во сне? Ты встречалась с ним во сне. И была в его стране.
– Ну, да… Но всегда вдвоём с ним. Мне без него это не снится. Я пыталась, но ничего не получается. Он бывал здесь и в яви, но непременно в темноте или в сумерках, а мне в его мир – дороги нет.
– У тебя какая-нибудь вещь его осталась? Он тебе что-нибудь дарил?
– Да, но во сне же. Оно, наверное, до сих пор там. Если такое вообще возможно.
– Чего только не возможно… Но уже лучше. Если своё подарил, то оно тебя притянет. Хорошо, если золото или камни, они информацию держат.
– Брошку дарил золотую. К платью приколол, когда мы с ним на бал ходили, – мой голос задрожал.
– Ну-ну, погоди плакать. Потом поплачешь. От счастья. Так моя бабушка говорила. Ты брошку вспомни. Точно вспомни, будто она у тебя на ладони лежит. Как прикалывал, вспомни. И с этим усни. И пожелай найти во сне волка своего. Изо всех сил пожелай.
Мы провели вместе целый день. После разговора с Любой стало легче.
– Дети с друзьями на даче, шашлыки у них. Дом бы не спалили. А я свободна, как ветер в поле.
Прогулялись за продуктами, сварили борщ и испекли пирог из замороженного слоёного теста. С капустой. Получилось вкусно. Рядом с Любой я даже поела немного. Она ушла ближе к вечеру
– Ты не волнуйся, – в дверях Люба погладила меня по щеке, – в конце концов всё будет хорошо. Поверь. Я ж цыганка, чую.
Спать я ложилась в смешанных чувствах: с надеждой (хоть бы получилось!), со страхом (а вдруг получится не так?..) и с очень большим сомнением (да как такое может получиться?!).
И увидела сон.
Я шла вдоль высокой ограды старинного замка, и нигде не было входа. Наконец показались кружевные, в затейливом узоре, ворота, но они были закрыты. Я дёргала створки, звала на помощь – всё напрасно. Острые пики по верху ограды отметали мысли о штурме, и я отправилась дальше. За замком обнаружился яблоневый сад, ещё недавно ухоженный (подстриженная трава хранила свежесть, угадывалась геометрия дорожек), а теперь разорённый, с вывороченными из земли стволами и судорожно искривлёнными щупальцами корней. Холодный ветер дул в лицо.
Я вышла к берегу озера: одинокий парус упорно сражался с нарастающей бурей. Сильный порыв ветра бросил меня на землю и готов был, сорвав с неё жалким листом, швырнуть невесть куда. Я вцепилась в траву, что-то попало мне под руку. Я ещё боролась со стихией, когда ткань сна начала отступать под разгорающимся утром моего мира, и, просыпаясь, разжала ладонь. Из неё выпала катушка ниток. Я открыла глаза. Ладонь была пуста.
Придя в офис, позвонила Любе из дальнего угла коридора. Рассказывать свои сны при свидетелях не рискнула.
– Весь твой сон – помехи и трудности, не зависящие от тебя. По воле рока. Парус порой значит и арест, но это вряд ли. А вот нитки… Судьба, долгое путешествие. Или просто нитки. Или всё вместе.
Просто нитки? Наверное, они ничего не значат во
