– Мне тридцать три, и я Советник Его Величества Короля Эйгира из династии Доминасолис. Не думаю, что три года нашей разницы делают его неподходящей кандидатурой для его должности.
Немного помолчав, Омарейл сказала:
– Возможно, вы правы. Значит, по-вашему, он хорошо справляется? Ученики его любят? Школа процветает?
– Да, разумеется. Если бы было иначе, я бы давно доложил вашему отцу о необходимости принятия мер в этом направлении.
«Ну, естественно, он бы доложил», – подумала Омарейл, закатив глаза.
– А вы ведь с ним не в Астардаре учились? – спросила она, и ответ Бериота был лучше, чем она могла надеяться.
– Мы учились там в старших классах. До этого посещали академию Зарати.
– Почему вы перевелись из академии? – не унималась принцесса.
Она чувствовала, что Бериот рассказывал о школьных годах без желания, но ей было важно узнать ответы на свои вопросы.
– Это было связано с нашей будущей карьерой. Наш отец был Советником, поэтому мы имели право получать образование в академии. Но меня с детства готовили на эту должность, и, когда мне исполнилось тринадцать, родители сочли, что, как будущий Советник, я должен быть «ближе к народу». Я должен узнать, как живут «простые люди». Какие у них трудности, какие мечты, какие настроения…
Омарейл быстро подсчитала в уме несколько цифр и задумчиво произнесла:
– Вам исполнилось тринадцать, когда мне было два. Ваши родители решили, что, если и будущая Королева, и будущий Советник будут оторваны от реальности, не представляя, чем живут подданные королевства, страну ждут неприятности.
– Именно так, Ваше Высочество, я не перестаю восхищаться вашей прозорливостью.
– Давайте отбросим никому не нужную лесть, Бериот, – эмоционально произнесла Омарейл, не желая портить душевный разговор притворством.
– Никак не возьму в толк, Ваше Высочество, отчего все мои слова вы принимаете за ложь, лесть или попытку угодить вам, – произнес он совершенно спокойно, и Омарейл пораженно замолчала.
Она никогда не задумывалась об этом. Если ей и доводилось высказать комментарий в подобном духе, Бериот никогда не опровергал ее слов. Это был первый раз, когда он возразил ей.
– Прошу прощения, Бериот, – искренне откликнулась она. – Я не хотела вас обидеть.
– Я ничуть не оскорблен, Ваше Высочество.
Повисла пауза. Омарейл догадывалась, что сейчас он решит раскланяться и уйдет, но разговор был не закончен, и главные ответы еще не прозвучали.
– Что ж… – услышала она и громко, будто бы не заметила этого, спросила:
– И каково это – оказаться в Астардаре после привилегированной академии?
Раздался смешок.
– Именно так, Ваше Высочество, как вы сейчас выразились. Именно этот вопрос, но с куда большим презрением, задавали мне мои одноклассники. Я никогда не страдал тщеславием, но любое мое слово или действие воспринимались как высокомерие и пренебрежение. Мое происхождение ставилось мне в укор, мое богатство высмеивалось.
Эти слова вызвали сочувствие в сердце Омарейл. Сглотнув, она спросила:
– А как вы попали в Астардар, просто перевелись или сдавали какие-то экзамены?
Она надеялась, что вопрос не звучал слишком неестественно и был вполне логичным продолжением разговора.
– Нескольких бумаг оказалось достаточно. Я просто пришел к директору, и меня зачислили.
Омарейл сдержала острое желание попросить список необходимых документов. В конце концов, это она собиралась выяснить иначе.
– Наверное, та легкость, с которой вам все давалось, вызывала у других раздражение.
Бериот молчал с четверть минуты. Омарейл никак не могла понять, в чем была причина того, что он так долго подбирал ответ.
– Лужи – озера, когда следуешь чужим желаниям. Озера – лишь лужи на пути к истинному желанию сердца.
Она попыталась понять, что он хотел сказать, но тут же последовали слова:
– Я должен идти, Ваше Высочество, прошу меня простить. Ваш отец ожидает меня через пять минут.
И она осталась одна – допивать остывший чай и осмысливать случившийся разговор.
На следующий день к ней приходила Севастьяна, и Омарейл передала ей написанное накануне письмо с пухлой книгой о птицах Ордора. В своем послании она задавала несколько вопросов о Бериоте и Дане Дольвейнах, их учебе в академии и Астардаре, их карьере, родителях. Одним из вопросов был тот самый, интересовавший ее: какие документы требуется предоставить, чтобы перевестись в главную школу Астрара из другого учебного заведения. Омарейл надеялась, что замаскировала свой интерес достаточно хорошо. Севастьяна должна была решить, что расспросы принцессы в первую очередь касались семьи Дольвейнов.
Та именно к такому выводу и пришла. Через два дня она вернула Омарейл книгу, во время визита же достаточно эмоционально спросила:
– Кто-то разговаривал с тобой о Бериоте?
Это несколько озадачило Омарейл: она понимала, интерес был вызван вопросами в ее письме, но не могла взять в толк, что именно взволновало Севастьяну.
– Смотря что ты имеешь в виду, – осторожно ответила Омарейл.
– Как ты к нему относишься? – еще загадочнее спросила Севастьяна.
– Смотря что ты имеешь в виду. – На этот раз фраза была произнесена настойчиво и чуть раздраженно.
– Он кажется тебе достойным?
– Севас?! Достойным чего?
Омарейл вспылила, потому что знала: ее сестра могла продолжать в таком ключе долгое время. Севастьяна была способна туманно изъясняться и задавать наводящие вопросы целый час, прежде чем переходила к сути. На самом деле объяснить, что ее интересовало, зачастую можно было одной лишь фразой. Порой в своем занудстве она могла сравниться только с Бериотом.
– Значит, нет…
– Севас!
– Как ты думаешь, Бериот честный человек?
Омарейл закатила глаза, затем постаралась справиться со своим раздражением и ответила:
– О, небеса, – выдохнула она. – Ну, он политик, так что вряд ли. Но на мои вопросы обычно врать как-то бессмысленно. Да и подловить его на лжи мне так ни разу и не довелось. Так что лично я вруном назвать его не могу. А что?
– Да просто… они с Совой постоянно приходят к нам на чай. И я не понимаю, могу ли я верить ему.
– Ну, что, например, он тебе говорил, что вызывает у тебя сомнения? Скажи мне, и я попробую понять, похоже ли это на правду, – рассудительно сказала Омарейл.
Севастьяна замолчала.
– Он похвалил мою вышивку. Мне кажется, она была не так уж хороша. Я думаю, он просто хотел быть вежливым.
– Я видела, как ты вышиваешь, Сев. Отбрось сомнения, он точно врал.
Та рассмеялась, хотя Омарейл говорила правду.
– То есть ты считаешь, он хотел сделать мне приятное? – уточнила она будто бы с улыбкой в голосе.
– Смотря какая была ситуация. Если ты спрашивала его мнение, то он только пытался выкрутиться из неудобного положения и был вежлив. Если же он сам решил высказаться, то либо у него отсутствует вкус и он считает кривоклювых попугаев симпатичными, либо действительно хотел сделать тебе приятное.
Ответ последовал не сразу.
– Я научилась делать клюв ровно.
Омарейл усмехнулась.
– То есть теперь не кажется, что он у птицы на затылке, а крылья тем временем растут прямо из шеи?
В ответном письме Севастьяны была вся