Таким образом, за Андреем навечно закрепилось место за последней партой третьего ряда.
Со временем парта перед ним тоже освободилась, и он стал не только сидеть один, но ещё был отделен партой от всего остального коллектива. Этакий «вольер» в классе. Ребята часто поглядывали в его сторону с брезгливостью и каким-то подобием сочувствия, не к нему лично, а к вероятности попадания туда самому по какой-либо причине. Скорее всего, это было сопереживание самому себе. Именно так сочувствуют и сопереживают большинство людей.
Андрею казалось это вполне нормальным. Общаться ему ни с кем особо не хотелось, но стремление «быть как все», в меру его понимания, в нём было.
Например, видя, что дети предпочитают ходить вместе в столовую, в школу или домой, понимал, что так нужно, так правильно, а он почему-то всегда один. И это вроде как не совсем правильно. То есть, его интересовала формула, модель, а не собственные эмоции.
Такие вопросы, как, например, дружба или общение, эмоций у него не вызывали. Вместо этого была пустота. Он её чувствовал сам, и другие её чувствовали, поэтому с малых лет все вокруг сторонились этого мерзкого улыбчивого придурка.
Родители тоже его не любили. У них не было семейных ужинов или обедов, поэтому глаза он им особо не мозолил. Общение с матерью и отцом сводилось к обрывистым упрёкам: «выкинь», «приберись, давай!», «уроки сделал?», «занимался?» Казалось, они просто ждали, пока он уедет куда-нибудь учиться, а до этого терпели его здесь. Не сбегать же самим? А если к родственникам его отправить жить, что люди скажут? Скажут, выперли сыночка. Разве хорошие люди так поступают? Нет. Выглядеть «хорошими» людьми было для них самым главным. Можно делать всё, что угодно: превратить свою жизнь в рутину, жить, как будто ты не в своей семье, а в тюремной камере, где все собрались не по собственной воле, и поэтому им не остаётся ничего другого, кроме как «терпеть» и ждать конца, отупев от безразличия и тихой, а часто и «громкой», злобы… лишь бы выглядеть при этом приличной семьёй.
Однажды их пригласили в гости такие же одинокие люди, как и они сами. Было очень непривычно наблюдать, как вместо ежедневного спектакля под названием «Давайте смотреть в телевизор, чтобы, не дай бог, не заглянуть случайно друг другу в глаза», начались нелепые сборы. Двоим несчастным взрослым людям казалось, что сегодня, именно с этих «гостей», может начаться новая жизнь, в которой будут поездки на дачу, совместные походы или что-то в этом роде. Словом, начнётся «это самое», как у нормальных счастливых людей.
Они долго спорили на кухне, брать Андрея с собой или нет. Они тщательно продумывали план своего выхода в свет.
— Будет там сидеть и, как баран, пялиться на всех. Пусть лучше дома останется и телевизор посмотрит, — сказала мать.
Она понимала, что, если симпатичный и общительный мальчик — это огромный плюс, то такой, как Андрей — скорее, позорное пятно. Ей всегда было стыдно за него.
— Да ладно, все вместе пойдём, — подумав, ответил отец.
Но произнёс это таким голосом и тоном, словно взвалил на себя огромный тяжелющий мешок с могильной землёй. Мать пожала плечами и пошла собираться.
В доме Камшиных был какой-то странный запах. Непривычный для жилых помещений. Запах холода и стерильности. Как будто они не жили здесь, а на вечер сняли квартиру для приёма гостей. Почувствовав этот запах с порога, мать начала опасливо озираться.
И те, и другие нечасто бывали в гостях или приглашали гостей, поэтому обе стороны были скованны и, обмениваясь неуверенными репликами, виновато улыбались, как будто извиняясь за то, что не умеют правильно себя вести и веселиться по-настоящему.
Гостям продемонстрировали гостиную, где на столе уже что-то стояло из закусок, и к этому должно было присоединиться, видимо, то, что пока ещё побулькивало на кухне. Затем они провели их в спальню, где на кровати в пижаме под натянутым до груди одеялом лежал бледный болезненный мальчик, руки и ноги которого были абсолютно бездвижны.
— А это Коля. У Коли ДЦП, поэтому он у нас лежебока, — неестественно бодрым голосом произнесла его мама, потрогав лоб мальчика, как будто показывая, что бояться его не стоит.
Родители Андрея не знали, как себя вести. Что положено говорить в таком случае? И надо ли говорить с мальчиком? Слышит ли он их? Они ждали, что им подскажут, как себя вести, но, поскольку никто ничего не подсказывал, только кивали и ждали, когда им позволят уйти из этой пыточной комнаты.
Андрей же, увидев мальчика, замер, а потом начал медленно, с нарастающим любопытством приближаться к нему. И к тому моменту, когда мама сообщила, что Коля целыми днями смотрит телевизор или слушает, как они читают ему книги, Андрей уже стоял возле его постели, упираясь коленями в край кровати.
— Ну что, пойдёмте.
— А можно я с ним посижу? — торопливо, в несвойственной ему манере протараторил Андрей.
Женщина удивилась, потому что кроме докторов искреннего интереса к её маленькому мученику никто никогда не проявлял. А тут с ним хочет посидеть ребёнок. Такой же ребёнок, как и он сам.
— Да… Да, конечно, — растерялась она. — Вот тут стул. А тут книжки лежат. Он хорошо слышит, но только говорить не может.
— Ладно-ладно, хорошо, — закивал понятливо Андрей, быстро усаживаясь на стул и при этом не сводя глаз с чудесного мальчика, как будто был здесь не первый раз.
Усевшись, он с интересом стал разглядывать его худенькое лицо.
— Меня зовут Андрей. Я учусь в седьмом классе, — он сделал паузу. — Ты хочешь быть моим другом?
Мальчик еле заметно пошевелил губами.
— Ааа… Можешь не говорить… — сразу сообразил Андрей, и дальнейшую беседу решил строить без вопросов.
— Ну ладно, пусть тут общаются, а мы пойдём.
Отец мальчика испугался, что его жена начнёт плакать от этой душещипательной сцены, и, приобняв её, направился в сторону кухни. Затем прикрыл дверь в детскую и начал активно выдвигать из-под стола стулья для гостей.
Андрей молча любовался им, пока родители беседовали в гостиной, поначалу тихо, осторожно прощупывая друг друга, а потом, когда уже напились, погромче, перескакивая с одной темы на другую: с политики на погоду и так далее.
Мальчик смотрел то перед собой, то косился на Андрея, и это длилось пару часов. Несколько раз заглядывала его мама и спрашивала:
— Ну как у вас тут, всё в порядке?
— Да, — уверенно отвечал Андрей, успокаивая её.
Женщина в очередной раз, по-доброму улыбаясь, сказала: «Ну, ладно, общайтесь» и, прикрыв дверь,