Он плыл на фоне мерцающего сероватого облака — четкий силуэт с красиво изогнутыми крыльями. Это был не сон, не обман зрения, не глюк — на заслонившем облако силуэте просматривались поджатые лапы и хвост, подрагивающий от напряжения. Он был живой и настоящий.
Дракон.
— Вставай! Вставай, Максим! Поднимайся! Ну же!
Максим… это меня… кто? Щеки щекочет.
Не трогайте меня, я спать хочу, я только согрелся…
— Вставай, кому сказал! — рявкнул голос, и в мой теплый уют вползли ледяные щупальца. — Подъем!
— Оххх… — в поле зрения вплыла физиономия «ограниченного» соседа. Он присмотрелся, каким-то привычным жестом занес руку… и зарядил этой рукой оплеуху! Мне! Блин! — Охренел?
— Пришел в себя? — вместо извинений спросил сосед. Белые ресницы, белые брови, поверх шапочки — вторая, снежная, клочьями посыпавшаяся вниз, когда он тряхнул головой… — Или как?
Новая пощечина окончательно поставила мир на место.
Мы по-прежнему в этих мерзлых горах, хрен знает где. Тепла здесь нет, уюта тоже, а заодно не берет мобильная связь и никакого жилья в пределах видимости. Только снег, снег, снег… в котором, я, кажется, чуть не замерз.
— Максим, да вставай же ты!
Максим. Макс Воробей, крутой чел, который хлопнулся в обморок при виде дракона.
Нет, я не сразу грохнулся. Мы еще успели спрятаться под скалу, когда это — крылатое — вернулось. Я еще высказаться успел… не буду говорить, что, думаю, и так понятно. Славка только морщился на мои загибы, что завелось, мол, на старушке Земле… это самое. В каких лабораториях его вывели, да где прячут, да что на телефон заснять надо. Заговорил только когда я телефон уже в карман прятал. Тогда и сказал, что снимать без толку.
— Почему? — я еще не понимал, почему он такой, думал он просто устал и замерз… что боится, что я его брошу, удирая от этой твари… Я не понимал, почему он так на меня смотрит…
— Макс… ты небо видел?
Я спросил, при чем тут небо. Если честно, то приличным словом в моем вопросе только «небо» и было. За остальное дед меня бы ремнем взгрел. Но Славка, как ни странно, понял.
— Попробуй Большую Медведицу найти. Или Полярную звезду.
— На фига мне звездочки?
— Попробуй.
Ну прицепился же! Я поднял голову… Не сказать, что я такой уж знаток астрономии-астрологии. Из всех созвездий мне, пожалуй, только Медведица и под силу, остальные искать надумаете — у меня не спрашивайте, лады? Пусть у астрошизиков голова болит.
А Большая Медведица все не находилась. Странно… Я еще раз, уже внимательно прошелся взглядом по очистившемуся фиолетово-черному небу. Там, где над головой обычно зависал знакомый ковшик, сейчас красовалось незнакомое созвездие: три красноватых звездочки, вписанных в квадрат из четырех крупных и желтых…
— Мы на юге, что ли? В этой, как ее… Антарктиде?
Славка качнул головой:
— Не юг. Южные я тоже учил. Там Южный Крест должен быть. А тут его нет.
— А тогда куда нас… — начал я, и вдруг понял, почему Славка так посмурнел при взгляде на небо. И почему дракону уже не удивился. И почему схватился за «аппаратуру».
И пришел он. Обморок.
— Ты встать можешь? Мне тебя не увезти… Максим… ну вставай же ты. Там, у реки, огонек… может, жилье. Вставай…
Честно говоря, я не помню, как мы дошли. Я вообще ничего не помню. Почти. Только какие-то обрывки.
Желтый огонек, который никак не приближается…
Небо с чужими звездами…
Ударивший в лицо сугроб и промелькнувшую мысль о том, что до «жилья» нам не дойти…
Славкино шипение «Подъем, слабак!» и «Ну вставай же, Максим, немного осталось»…
Сильная боль в ногах — и надвигающееся лицо Бабы-Яги…
Глава 2
Да что за?!…
— Веррни ррррубли, воррюга!
— Шарромыжник!
— Хмыррь!
— Украл у старрррушек, уголовный элемент! Укррррал!
М-м-м… карканье доставало невыносимо, и я попытался отвернуться, не смотреть, не слушать. А вот и пролет — с другой стороны тоже сидели точно такие же бабки. Откуда они здесь взялись, в таком-то количестве? Штук двести, не меньше. Старухи пестрой стаей облепили скалы у дороги, махали рукавами самовязаных вытертых кофт по моде прошлого столетия, сверкали стеклами дешевых очков и глаз с меня не сводили. И орали, орали, орали — так что уши закладывало и раскалывалась голова.
— Сррок тебе светит, фарррмазон! — вопила одна, особо активная. — Срроок! Срррок! Тррри года! Кто мне банки рррразбил?
— Статья сто пятьдесят девятая! — тут же поддакнула вторая.
Третья, видно, самая продвинутая в уголовном кодексе, выдала подруженькам справку:
— Два года полагается! И штрррраф!
— И дррракон! Дррракон! — дополнила четвертая.
— Какой дракон? — не выдерживаю я. Это невыносимо… — Кыш…
Стая загалдела еще громче.
— Штрррраф! И в арррмию!
— Загребут тебя! И сррок! Неудачник!
— Неудачник! — злорадно клохчет стая. — Неудачник!
— Кыш… — я снова пытаюсь отвернуться, голова уже не раскалывается, а отваливается, и перед глазами все плывет, как будто снова словил солнечный удар. Жарко. Больно. — Кыш…
— Максим, успокойся, — что-то прохладное касается моей руки. — Тише. Тише…
Знакомый голос заставляет крикливую стаю отодвинуться и потускнеть, но ненадолго. В следующую секунду морщинистое лицо оказывается совсем близко:
— Жар у него, похоже.
— Жар — это температура? — в старушечьей стае, кажется, завелся птенец — новый голосок звонкий и тонкий. — Мы будем его лекарством кормить, да? А можно я ему компресс на голову положу?
Нет. Не надо! Мне страшно представить, что к моей голове кто-то прикоснется.
— Кыш… — как их отогнать? Голоса совсем не слышно. — Кыш…
— Кого он гоняет?
— Неважно. Голову ему приподнимите…
Что-то льется в рот, прохладное, чуть горьковатое, и птичья стая наконец пропадает. Вместе с птенцами, компрессами и драконами. И злобными выкриками…
Остается только прохлада на лбу.
Все.
Сначала это была просто серость — такая, полосочку. Я тупо таращился на нее, не понимая, почему над моим лицом завис пешеходный переход. Если меня сбили, значит, я должен на нем лежать… или стоять? Нет, лежать. Слабость, и ноги болят… сбили? Тогда почему я вишу в полутора метрах над землей? И где скорая?
Но скорая все не торопилась, а «зебра» на второй взгляд смотрелась довольно странно. Не белая с серыми, а серая с тоненькими черными полочками… Может, это не переход, а решетка? Обезьянник? А тогда что сверху? Видно плохо… только слышно. Какое-то журчание.
Медленно-медленно в мою больную голову вползло понимание, что я просто лежу на спине на чем-то жестком. Серое в полоску — это потолок. Просто он из бревен, как деревенской хате, я такое только в телевизоре и видел, вот и не узнал. Пахнет какой-то травой и супом. И рядом не журчат, а разговаривают…
— …А это была Шемаханская царица, и эта царица всех девушек переловила и посадила, —