— Не узнал, — констатировала бабка. — Эх, ты. А мы с тобой, между прочим, в одном доме живем.
И чего? Каждого в этом доме знать — никакой памяти не хватит! Да и толку помнить бесперспективных?
— Не в квартире же… — буркнул я. Всякое ископаемое меня еще учить будет.
— Ясное дело. Жил бы ты, Максим, у меня в квартире… ладно, с этим потом. Почему не ешь? Не хочешь?
Да тьфу на вас! Хочу я, хочу… только я сначала не поесть хочу, а совсем другое. Только выговорить это при старухе и малявке — проще застрелиться.
— А Славка где?
Спицы замерли. Стало тихо-тихо. Даже мелочь перестала болтать ногами и переводила взгляд с меня на бабку и обратно. Затрещало в печке какое-то особо несговорчивое полено… Почему они молчат?
— Он… — почему-то «Он дошел?» не выговорилось, просто язык не повернулся. Вместо этого я спросил: — Он… здесь вообще?
Ну чего ты молчишь, вешалка старая?! Нервы мотаешь.
Бабка вдруг улыбнулась. Морщинки разбежались по лицу уютными складочками, глаза просветлели, и вся она как-то смягчилась.
— Думала, уже и не спросишь. Придет он сейчас. Рыбу потрошит. В проруби с Яночкой набрали. Надо же хозяину хоть что-то оставить взамен его запасов.
Вы что-то понимаете? Вот и у меня мозги в отказ пошли. Ничего не соображаю. Бабка эта, которую никак не вспомнить… девчонка откуда-то… дом какой-то левый. Миска с ложкой деревянные. «Ограниченный», который, видите ли, решил податься в рыболовы!
— Запасов… каких запасов? Объясните толком! Где мы? И что вообще происходит?!
Бабке повезло больше, чем нам. Ее толянова хрень выбросила ближе к речке, а не к горам. Хотя девчонке, наверное, повезло еще больше. Она после прикосновения к «игрушке» старшего брата обнаружила себя на дереве, подвешенной за куртку и ранец.
Ирина Архиповна улыбнулась:
— Рев стоял такой, что я моментально раздумала терять сознание и поковыляла смотреть, кто так надрывается.
Как она снимала ревущую мелочь с дерева, как успокаивала, как, кутаясь в одну дырявую шаль на двоих, они топали к замеченному на берегу домику, бабка рассказывала скупо. Зато с юмором описала, как сражалась с растопкой печки — а попробуй растопи ее в незнакомом доме, в котором непонятно что где лежит. Да еще без спичек…
Печка то молчала, «как пленный индеец племени сиу», то «фыркала, как кит на нересте», то дымила, будто вулкан с Камчатки. И ни в какую не желала сотрудничать, пока ее не пнули как следует. Только тогда из трубы выпала какая-то дохлая тушка и покатилась по полу, засыпая доски сажей.
— И тяга наладилась…
— И огонечки зажглись, — тут же вставила мелочь. — Только она не дохлая была… просто неживая.
Не дохлая, но неживая. Ну замечательно. Теперь еще и мелкая с левой резьбой.
— А скоро и вы пришли, — вздохнула старушка. — Мы как раз запасы нашли в сенях — мясо вяленое, зелень сушеная, лепешки. Видно, хозяин избушки для гостей оставил. Ты ешь-ешь. Здорово вы нас с Яночкой напугали, когда ввалились. Замерзшие, синие, ты сразу упал, а Славушка еще нам помогал, расспрашивал. Как узнал, что Яночка сюда через другой аппарат перенеслась, хотел тут же идти искать — еле уговорили подождать до утра. — Он прямо в своем кресле уснул.
— Другой аппарат? — я затаил дыхание… — Нашли?
Дверь предупреждающе заскрипела и приоткрылась, и на пороге забуксовало инвалидное кресло… Хозяин стряхнул снег и захлопнул дверь, отсекая клубы белого морозного пара… и ответил вместо бабки:
— Нет.
Короче, попали здесь мы все. Второй штукофиговины так и не нашли, хотя искали старательно — и я, и Славка с Яной… Видно, она осталась там, не перенеслась, а на нашей то ли батарейки сели, то ли просто сломалась.
И мы застряли здесь. Третий день уже…
Мы уже малость подуспокоились — отревелась Янка, отругался я, отмыла дом бабка. Она такая, как переживает, тут же хватается за тряпку. Мы обмыслили ситуацию, облазили все вокруг… но так и не придумали, как быть дальше.
Набор для выживания хуже не придумаешь: крохотная избушка с минимумом запасов, а в приложении древняя старуха, инвалид в кресле и впридачу шестилетняя мелочь. На всех одни ножницы, три куртки, один плед, одна торбочка с вязанием, одна зажигалка, две расчески, всякая мелочь, которую обычно таскают в сумках и славкины костыли в качестве оружия…
И полная непонятка, что делать…
Особенно в свете пролетающих драконов. Драконов, вы вдумайтесь! Куда нас занесло… Что это вообще за мир, где в небе летают драконы, а в избушке без всякого электричества сами собой загораются и гаснут красивые камушки? Есть тут вообще люди? Есть ли хоть какая-то надежда выбраться? Если б занесло еще кого-то, можно было бы взять его «аппарат». Но пока в окрестностях тихо. И я до сих пор не знаю, что там надо нажимать…
Как я влип во все это, а? Как?!
И Славка этот еще. Немочь бледная, глянуть не на что, на год меня младше, а пацан-пацаном, бритва и та не нужна — а ведет себя, как… мелочь, к примеру, бабку и меня через раз слушается, а этому «ограниченному» в рот смотрит и несется выполнять даже раньше, чем он договорит. Попытался с ним отношения наладить — для пользы дела чего не сделаешь? — а он… нет, морду не воротит, но слушает как-то… будто я ему акции «МММ» предлагаю — те, из девяностых. Морщится, смотрит недоверчиво. Не может забыть, как я ему руку выкрутил, что ли? Так в неадеквате я был, в неадеквате! Можно и забыть, кажется? Нет, злопамятный…
— Ты что делаешь? — ахают над ухом. — Кто ж так стирает?
Я обреченно закрываю глаза. Когда бабка заводится (это редко бывает, но уж когда бывает!) с нотациями, остановить ее не пытается даже Славка. Почему он — не знаю. Почему я? Так бесполезно. Бабка наша даже среди вымирающих уникум. Видал я амерские фильмы про армию, так наша Ирина Архиповна — старшая сестра тем сержантам, которые раскатывают в блин новобранцев. Да куда там новобранцам! Если рядом нет Яны, бабуся может выдать такое, что покраснеют даже танки. Потом, как остынет, может и извиниться… но это потом.
— Я ведь, внучок, дочь полка в войну была… в первую разведку в семь лет сходила, — виновато объясняла она в прошлый раз, после бури из-за пропавшего вязанья. — А разведчики — люди на язык скорые. Ты уж не обижайся.
Да я и не обижаюсь. Я радуюсь, что у нашей разведчицы гранаты под руками нет. Или пулемета. И кой черт меня тогда дернул ей фиговину продать? Столько рядом пенсионерок неохваченных ходило, и правило у меня было в своем гнезде не пакостить… и вот угораздило