— С той самой лошади, на которой Вы сбежать пытались, хотя просто отвратительно ездиете верхом. Господин, надеюсь, хотя бы теперь Вы понимаете, что это был весьма неразумный и крайне опрометчивый поступок с вашей стороны? — укоризненный взгляд мужчины, сопровождающий это шокирующее заявление добил меня окончательно.
В голову закралась мысль о том, что лучше бы я погибла во время аварии. По крайней мере, это было бы гораздо предпочтительнее того, чтобы всю оставшуюся жизнь провести в психушке, где видимо сейчас я и нахожусь. От подобного предположения, единственного способного объяснить все сейчас со мной происходящее, отчаянно захотелось зареветь или, на крайний случай, пошвыряться какими-нибудь легко бьющимися предметами. А еще лучше, по душам пообщаться с родителями, которые, скорее всего, и запихнули меня в это мрачное место, совершенно не задумываясь о тяжелых для них последствиях этого неразумного и крайне опрометчивого решения.
— Где сейчас мой отец? Сообщите, что я хочу его немедленно видеть! — сурово заявила я беловолосому, решив, что без охов-вздохов чересчур сентиментальной мамочки я временно смогу обойтись. Но вот с папочкой побеседовать «по душам» будет совсем не лишним.
После моего вопроса глаза у мелированного стали такого же размера, как и у его малолетнего подельника до этого. Большими и круглыми, выдающими высшую степень удивления их обладателя.
— Но… Молодой господин…
— Да какого хрена вы оба меня так называете?! Задолбали! — взорвалась я яростным воплем и, откинув одеяло в сторону, вскочила с кровати. Надежда сбежать как можно подальше от этих двух психов, уставившихся на меня, как на восьмое чудо света, и попытаться разыскать кого-нибудь более адекватного, успехом не увенчалась. Всего пара шагов, и я грохнулась на пол, не удержавшись на неприятно ослабевших в коленях ногах. Да, хорошо, что ковер на полу был мягкий и пушистый, иначе пришлось бы мне обращаться к маминому знакомому хирургу. Пластическому. Чтобы он нос мой сумел по мелким кусочкам обратно в целый собрать.
— Зеркало дайте! — заорала я на замершую надо мной парочку, нервно ощупывая вроде бы все еще находящийся на месте и не сильно поврежденный орган. Те даже и не пошевелились. Так и остались стоять на своих местах, с каким-то нездоровым вниманием рассматривая мое, распростертое у их ног тело. Вот же придурки! Нет чтобы хотя бы заикнуться о том, чтобы встать помочь… А они даже и не шевелятся. Нашли себе бесплатное представление…
И чего это они с таким интересом рассматривают? Хвост у меня на заднице что ли вырос за то время, пока я в отключке валялась? Заинтересованно оглянувшись назад, выгнула шею для лучшего обзора. Так! И что это еще такое?! Почему я валяюсь посреди комнаты голышом? И какая это сволочь сперла всю мою одежду? Едва я хотела поинтересоваться этим животрепещущим вопросом у присутствующих здесь любителей обнаженной натуры, как мое внимание привлекло смазанное быстрое движение у меня в ногах.
Взвизгнув при виде неожиданно проскользнувшего по моей щиколотке черного пушистого комочка, я, моментально позабыв о недавней слабости, вскочила на ноги и в один прыжок переместилась обратно на кровать. Господи, в этой психушке еще и мыши водятся?! Обалдеть просто! Со всей силы вцепившись в одну из валяющихся на постели подушек, пытаюсь найти нервным взглядом противную тварь. Той в пределах видимости не оказалось. Видимо она уже трусливо сбежала, вовремя успев понять, что со мной ей лучше не связываться! И, едва я только расслаблено выпустила из крепко сжатых рук свое не слишком удачное орудие самообороны, как с замиранием сердца почувствовала легкое прикосновение чего-то пушистого к обнаженной коже.
— Ааа-аа-аа! — с диким воплем, попытавшись отшвырнуть от себя совершенно спокойно притулившуюся к моему бедру тварь, я в нерешительности замерла. Это была не мышь! Черная, с белыми ворсинками штуковина, которую я по ошибке приняла за грызуна, сейчас проплывала по воздуху почти у самого моего лица. И проплывала не сама по себе, а прицепленная к какой-то нежно-розовой… веревке? Хм. Странная какая-то веревка. Если это веревка… На змею больше похожа… И шевелится так же. Опачки! Даже извивается как живая…
Не задумываясь о том, какую глупость я пытаюсь совершить, хватаю эту… непонятную хрень и со всей силы дергаю на себя.
— Ааа-ууу! Бо-о-о-льно!
Да что же это такое? Не понимаю! Ну почему у меня так резко заболела задница, если я сижу ею на вполне мягкой перинке? И почему эти… двое ржут, как ненормальные, когда я тут от дикой боли корячусь?
— Что! Здесь! Происходит?! — раздавшийся из-за резко распахнувшейся двери разъяренный мужской голос, враз высушил выступившие у меня на глазах слезы и заставил нервно вздрогнуть при виде его обладателя.
Высокий красивый брюнет, годов этак 30–35, с весьма недовольным видом застывший на пороге, был просто невероятно похож на мою мать, правда в мужском ее варианте. Только вот родительница никогда в своей жизни не смогла бы посмотреть на окружающих взглядом, от которого эти самые окружающие возжелали бы оказаться на как можно более дальнем от нее расстоянии. А этот смог. Парочка враз притихших ролевиков почтительно поклонилась вновь прибывшему, после чего они скромненько замерли у стеночки, безуспешно попытавшись стать с ней единым целым. Даже я, когда холодный взгляд прошелся по моей замершей на кровати фигуре, и плавно переместился на печально обвисшую в моей руке пойманную веревку, почувствовала себя несколько неуютно.
— Вейлен, отпусти немедленно свой хвост, ты уже давно не ребенок, чтобы им играться, — с недовольно поджатыми губами и почему-то смотря при этом на меня, потребовал мужчина приказным тоном. А так как я вообще не поняла, что он именно имеет в виду, и почему обращается ко мне таким странным именем, то спокойно осталась сидеть на месте, так же как и сидела до этого. Брюнету моя задумчивая неподвижность не понравилась. В несколько шагов преодолев расстояние от двери до моей кровати, он вырвал из моих пальцев уже почти позабытую веревку и, откинув ее на кровать, брезгливо накинул на меня валявшееся у кровати одеяло.
— Сразу видно, что ты полностью в свою мать пошел, — сквозь зубы процедил так и полыхнувший злобой уже совершенно неприятный мне тип. — Такой же легкомысленный шлюшонок, любящий повертеть перед всеми желающими своей голой задницей. Дрянь ты малолетняя!
Пока я пыталась прийти в себя от этих незаслуженных оскорблений, тот, повысив голос чуть ли не до ора, продолжил совершенно бесстрашно на меня наезжать: — Зато какую шикарную истерику ты вчера закатил! Опозорив