Рванул за ними.
Выбежал в проход. Люди, люди. Тележки, тележки. Детский отдел всегда был самым пустым в супермаркете. Но в остальных рядах, как обычно пятничным вечером, кипела жизнь. Я пробежал все ряды по одной стороне. Потом — по другой. Затем сделал все то же самое по каждому ряду, методично и последовательно, не пропустив ни одного, пока не добежал до касс.
— Простите, — даже не знал я что сказать, обращаясь к охраннику. — Моя девочка. Она сидела в тележке. Я обернулся. А их уже нет. Ни ребёнка. Ни тележки. Ей всего полгода. На ней розовый комбинезон и капюшон такой, с ушками, — в отчаянии показывал я на себе.
— Сразу видно — папаша, — хмыкнула пожилая женщина, проходя мимо. И покачал головой. — Как так можно: потерять ребёнка!
Пока я невольно провожал её глазами, а она всё оглядывалась и осуждающе хмыкала, охранник связался по рации с пультом.
Толпой в три мужика: два в фирменной одежде с нашивками «ОХРАНА», и один я, мы выбежали на парковку.
Вопли моей Конфетки я бы узнал из любого количества детских плачей.
Прямо на нас, толкая перед собой тележку, уже бежала женщина в белом пальто.
— Простите! Господи, простите! Это ваш ребёнок? — зажала она рот рукой, когда я выхватил из корзинки малышку и прижал к себе, успокаивая. — Я не знаю. Не понимаю, как это произошло. Я просто машинально взяла тележку и пошла на выход. Я говорила по телефону… — сипела она, прижимая к груди руки, что заметно тряслись.
— Ваша? — по-деловому спросил охранник с усами.
— Моя, — кивнул я, успокаивая всхлипывающую Стефанию.
— А в тележке что-нибудь было? — уточнил его напарник без усов.
— Нет, я не успел ничего взять.
— Ясно, — кивнули они синхронно. — Ну, хорошо, что обошлось.
— Клянусь, у меня не было дурных намерений, — заламывала руки Владислава, пока я усиленно отворачивался. — Господи, простите! Я такая рассеянная в последнее время из-за этого развода.
— Ничего. Все хорошо, — прижимал я к себе мою девочку, чувствуя, как по спине течёт пот и сердце буквально выскакивает. — Все в порядке. Спасибо, мужики, — кивнул.
Они раскланялись, и, докладывая по рации, что инцидент исчерпан, ушли.
А я не знал, что делать, когда Славка уставилась на меня.
— Простите, мы знакомы? — всматривалась она в моё лицо, заросшее густой щетиной совсем недавно.
Не знал, как ответить. И как не ответить.
Было горько, что она меня не узнала. Но вроде я и не хотел быть узнанным.
Хотел уйти неузнанным. И не хотел уходить.
Я даже не знал, что скучал.
— Я понимаю, что никак не могу искупить свою вину. Но мне так... Господи, я хотела сказать жаль, но вдруг поняла, как ничтожны мои проблемы по сравнению с тем, что, наверное, пережили за эти несколько минут вы.
— Я всё же пойду куплю памперсы, за которым пришёл, — кивнул я, давая понять, что… ну, пойду в общем.
И уже развернулся, когда она вдруг воскликнула:
— Рим?! Рим Азаров?!
Сердце оборвалось и позорно сбежало в пятки.
— Рим! — выдохнула она неожиданно радостно.
— Привет, Слав! — натянуто улыбнулся я.
— Боже, Рим! — она сделала шаг назад, чтобы на меня посмотреть. С восторгом. — Ты… Отлично выглядишь! Отпустил бороду?
— Немного, — подтвердил я очевидное. — Ты тоже. В смысле хорошо выглядишь. Сколько?
Только тот, кто на тренинге Сабуровой лил с нами пот и слёзы, воюя за каждые сто граммов, мог понять этот вопрос.
— Сорок восемь, — улыбнулась она.
— Даже меньше, чем ты хотела. Помню, ты поставила себе цель — пятьдесят. И все говорили, что при твоём росте сто семьдесят — это слишком мало, а ты отвечала…
— У меня тонкая кость, — хором произнесли мы.
Она засмеялась так легко и открыто, и смотрела на меня с таким нескрываемым восхищением и радостью, что ком встал в горле.
Но потом, как обычно бывает, повисла неловкая пауза.
Я посильнее натянул на голову Стефании с растрёпанными волосёнками капюшон. Она удивлённо таращила на тётю глазёнки. Владислава переступила с ноги на ногу.
— Чем занимаешься? — спросил я, вымученно улыбнувшись.
— Как всегда, — прохрипела она и откашлялась, приложив руку к шее. — Прости, голос совсем сел с этой работой. Папиной ювелирной компанией. А ты? — она нахмурилась, видимо, пытаясь вспомнить на кого же я учился, кем работал.
— Электрик, как и раньше, — кивнул я. И не стал добавлять многословное: специалист по автоматизации электромонтажных работ в ракетно-космической промышленности.
— Женат? — спросила она и тут же сама ответила, показав на малышку. — Господи, да. Очевидно же, — покачала головой. — Не знаю, что со мной в последнее время. Я такая рассеянная.
— А ты? — не стал я признаваться, что подслушивал.
— Развожусь. С Бахтиным, — горько усмехнулась она. — Мы с тобой всё время встречаемся, когда я… то замуж выхожу, то развожусь.
И я бы мог поспорить: не только. И напомнить, что, когда она влюбилась в своего Бахтина, я тоже был рядом. Но не стал. Обернулся к дверям магазина.
— Прости, да! — стукнула Славка себя по лбу. — Памперсы!
— Да, — натянуто улыбнулся я. — А ты за чем пришла?
Да ещё в магазин в нашем отдалённом спальном районе.
— Я? — она задумалась. И как-то беспомощно оглянулась, словно и сама не понимала, как тут оказалась. — Не помню. Я… А! — безнадёжно махнула она рукой и усмехнулась. — Какая уже разница! В этот магазин я точно больше не пойду. Такой кошмар, — приложила руку к груди. — Такой стыд. Малыш, — потрясла она Стешку за рукав, — прости глупую тётю. Ты такая хорошенькая, — улыбнулась она. — А глазёнки какие! — она повернулась, заглядывая в мои карие. У Конфетки глаза были синющие, но вряд ли это было видно в вечернем полумраке на крыльце супермаркета. — А волосы светлые. Мамины?
— Видимо, — кивнул я, скрепя сердце. Сейчас точно было не место и не время для всех тех подробностей, что связывали нас с ребёнком. Всё это было сложно объяснить, долго рассказывать. К тому же Стефания начала капризничать, выгнулась. И я кивнул на дверь позади себя. — Прости.
— Да, да, я понимаю, — нехотя сделал Владислава Орлова шаг назад, словно не хотела уходить. Куце махнула. — Пока?
— Пока, — кивнул я.
И больше ничего не добавил.
Не спросил: тот же у неё номер телефона? Не узнал: может, позвонить, встретимся, поболтаем?
Не смог.
Потому что знал: она даст номер.
А я буду звонить. И снова