– Ты заметила, как на тебя посмотрела женщина в коричневом платье?
– Конечно, – вздохнула Хана.
– Мне кажется, что она немножечко завидует твоей красоте.
– Изя, это Лиза Фенхель. Недавно она получила похоронку, а мы ей напомнили, что она уже никогда не пройдется со своим мужем под ручку.
– Бедная женщина. У нее есть дети?
– Трое.
– Если она придет ко мне в салон, я не возьму с нее денег за работу.
– Ты добрый человек.
– Хана, я не знаю, будет завтра солнечно или пасмурно, тепло или холодно, но я точно знаю, что рано или поздно я тоже покину эту грешную землю. Пока я буду стоять в очереди к Богу, ко мне подойдет Лизин муж и обязательно спросит за свою жену. Мне кажется, что ему будет приятно, когда он узнает, что ей немножечко помогли.
– Это правильно, Изенька, но не говори так грустно. Может быть, она вперед тебя расскажет ему об этом.
Почти до самого дома супруги шли молча, наслаждаясь друг другом и прохладой летнего вечера, которую в разогретый город приносил морской бриз. Уходя за горизонт, теплое рыжее солнце, словно мать, заглядывало в окна домов, чтобы поцеловать перед сном своих набегавшихся и уставших за день детей. Соленый ветер ласково поглаживал измученные жарой кроны деревьев, и листья, с радостью избавляясь от дневного зноя, отвечали ему благодарным мягким шелестом. Соловьи соревновались в пении, выводя каждое коленце с изумительной чистотой.
– Хана, слышишь: «Тии-вить, тии-вить»? Это у них называется «почин». А сейчас слушай: «Фюиюи-юиюи» – это уже «юлиная стукотня». Вот «раскат» пошел и «дробь» под конец. Уловила? Красота! У тебя на родине соловьи по-другому поют: спешат, колена мешают и трещат, словно сороки перед дракой. Не спорь, женщина, я слышал ваших, когда к тебе свататься приезжал.
– Даже и не думала, – засмеялась Хана. – Как можно спорить с человеком, который отличает «фюиюи-юиюи» от «пуль-пуль-пуль».
Не успели супруги войти в свой двор, как из соседнего окна раздался крик пьяного соседа:
– Мирав, что ты себе думала, когда рожала сына? Какая от него польза? Цельный день читает книжки, жгет до утра свет, и нет ему заботы, шо ниточка в лампе тоже перегорает.
– Папа, вы же знаете, что мне нужно учиться, и все равно в одиннадцать делаете темно.
– И правильно папа делает, потому что папа зарабатывает деньги. А ты имел интерес хоть раз за электричество заплатить? Кто на прошлой неделе проводил на вокзал Басю с дочкой и посадил их в отцепленный вагон? Мало того, что они не уехали, так, пока ждали отправления поезда, съели половину продуктов, которые мы им дали в дорогу. Отгадай, кому пришлось покупать родственникам второй раз билет, чтобы они наконец-то от нас уехали? Изверг!
– Папа!
– Замолчи свой рот и сделай вид, щебы я тебя долго искал.
– Бедный Мендл, – вздохнула Хана, – как ему не повезло с родителями. Такой умный юноша, а они не хотят этого видеть. В последнее время Савелий совсем ум пропил. Только и кричит на сына. Свет выключает, а Мендл прячется под кровать с керосиновой лампой и снова читает, читает. Представляешь, Мирав из его тетрадей вырывает листы, чтобы закрывать банки с молоком. Он обижается, просит не трогать конспекты, а она как ни в чем не бывало: «Синочка, зачем тебе грязная бумага? Я тебе дам две копейки, пойди и купи чистую тетрадку». Говорят, он лучший студент в институте.
– Это когда наступит покой в нашем дворе! – послышался женский голос из другого окна. – Каждый вечер крики. Жду не дождусь, когда вас, Савелий, примут в больницу на то место, с которого выпишут сумасшедшего.
– А тем, у кого хороший слух, – щепку в ухо и соломинку в глаз, и чтобы мучилась и не знала, что первым вынуть, – послышалось в ответ.
– Какая нахальства! Лучше своей жене такое скажи, может, она будет поменьше в соседские окна заглядывать. Да шоб таких, как вы, густо сеяли, но вы редко всходили!
– Ну Сара! – взревел Савелий.
– Семен, тебе все равно, что твою жену убивают? Иди и заступись! Не через дверь заступись! Окно для говорить, им и воспользуйся. Со своим ревматизмом ты не успеешь убежать.
Через пару секунд из квартиры вывалился разъяренный сосед. Расстегнутая рубаха сваливалась с плеч, обнажая волосатую грудь, а изо рта вместе с ругательствами разлетались слюни. Утерев рот, он ринулся по лестнице вниз.
– Держи его, Мендл! – кричала Мирав. – У него нож.
Не успел Савелий пробежать и пяти метров, как Израил схватил его за руку и резко одернул.
– Ты тоже против меня? – заорал сосед и замахнулся.
Шерман со всей силой ударил нападающего чемоданчиком по руке, захватил кисть и начал ее выкручивать наружу, придавливая соседа к земле. Взревев от боли, Савелий рванул что есть мочи и сбросил с себя Израила. Подоспевший на помощь Мендл ударил отца табуретом, после чего Савелий рухнул на землю. Повисла зловещая тишина, и все взглянули на Шермана. Он лежал и не шевелился, а его белая рубаха чуть пониже груди все больше и больше окрашивалась в красный цвет.
«Убил», – как молния, промелькнуло в мыслях у Ханы. Сначала она замерла, но уже через секунду закричала раздирающим животным криком и бросилась к мужу.
Упав на колени, она обхватила его руками, целуя и гладя волнистые волосы.
– Господи, не отнимай его у меня, – то и дело повторяла она, рыдая от беспомощности.
Сорвав с шеи платок, она пыталась промокнуть сочившуюся кровь, но шелк лишь скользил по мокрой рубахе, отказываясь впитывать густую алую влагу. Заливаясь слезами, она то и дело припадала на грудь мужу, причитая и прося Бога о милости.
– Жена, ты похожа на ворону, – тихо произнес Шерман.
Услышав голос мужа, Хана резко замолчала и, протерев от слез глаза, взглянула на улыбающегося Израила.
– Почему? – удивленно спросила она.
– Оглянись.
Перед окном цокольного этажа важно прогуливалась молодая ворона. Видя свое отражение, она демонстративно отворачивала от стекла голову и продолжала идти, но уже через секунду растопыривала крылья и молниеносно набрасывалась на «врага», запугивая его и стуча клювом по собственному отражению. Совершив пару налетов, ворона отпрыгивала в сторону и, как ни в чем не бывало, снова медленно прогуливалась вдоль окна, косо поглядывая на свое отражение и планируя следующий маневр.
– Хана, зачем кричишь и пугаешь сама себя?
– Изя, он убил тебя в сердце!
– Мое сердце бьется согласно расписанию и только при виде тебя уже который год дает нешуточный сбой. Жена, от царапины еще никто не умирал. Помоги мне встать, а то мы начинаем нервничать многих людей.
– И здрасте вам через окно! – послышался голос соседки. – Мы таки уже печально подумали, а он себе лежит и