– Давай, что ли, – подтолкнул Глебов приятеля, ныряя в кусты.
На путешествие времени оставалось не так уж и много. Сумерки норовили вот-вот перейти в темную ночь, а им еще нужно было исследовать место, где предстояло прожить два месяца.
Как заправские разведчики, они пронеслись через ярко освещенную дорожку и исчезли в низком можжевельнике.
– Ну, куда пойдем? – спросил Васька. В лагере они ориентировались еще очень плохо.
– Главное, запомнить, откуда вышли, а куда идти, уже не важно, – хрипло ответил Щукин, облизывая содранные при неудачном прыжке костяшки пальцев.
Васька привстал. На светлых дорожках никого не было.
– Пошли к линейке, – толкнул он друга и, не высовываясь из-за кустов, побежал к темной открытой площадке, пересеченной тропинками. Горбом возвышалась деревянная сцена. На ее заднике еще можно было разглядеть солнышко, выведенный яркой краской год и название с отломанной буквой «ж». Получалось «Друба». Это была линейка, на ней проводили торжественные сборы и смотры.
Глебов ткнул приятеля в бок и первый побежал через открытое пространство линейки к сцене. Пройдя мимо нее, он продрался через плотный строй кустов и оказался у обрыва. Потянуло сыростью и затхлостью стоячей воды.
– Чего это? – оторвался от созерцания своего разбитого кулака Серега.
– Болото какое-то. – Васька прислушался и повернул налево. – Пошли сюда, там, кажется, речка.
Под ногами у них оказалась светлая тропинка, идущая вдоль обрыва. Лагерь, границу которого обозначали кусты и деревья, широким полукругом уходил налево. Обрыв сбегал вправо и вниз. Глебов все еще прислушивался, не идут ли за ними, бросая тревожные взгляды в сторону притихшего лагеря.
Но вокруг все было спокойно. Васька зашагал бодрее. Сзади сопел Щукин. Глебов собрался сообщить приятелю гениальный план следующей вылазки, повернул голову направо и вздрогнул.
Болото, заросшее травой, отдалилось. В центре появился высокий, утонувшей в темной зелени деревьев остров с обрывистой кромкой. На самом краю, на кончике, на голом пятачке, ярко выделяясь на фоне еще не погасшего вечернего неба, нависал над обрывом огромный черный крест. Казалось, еще чуть-чуть, и, оторвавшись от земли, он медленно поплывет по воздуху.
Так он и сделал. Бесшумно поднялся и полетел, яснее проявляясь на фоне закатного неба.
В спину Глебова ткнули. Его сердце совершило бешеный скачок из груди в пятки и обратно.
– Чего замер? – недовольно пробурчал Щукин.
Васька вздрогнул. Крест перестал наваливаться на него и вернулся на свое место.
– Ты видишь? – прошептал Глебов.
Щукин поднял голову.
– Ух ты, – выдохнул он. – Настоящий?
– Дурак ты, Щука, – облегченно вздохнул Глебов, поняв, что крест ему не почудился – он есть на самом деле. – Разве кресты бывают ненастоящими? Пошли. – И как можно быстрее побежал вперед, прогоняя от себя только что виденный кошмар.
– Там кладбище? – неуверенно спросил Щукин.
– Наверное, – пожал плечам Васька, с опаской поглядывая в сторону неустойчивого креста. Но тот больше не двигался. – Завтра выясним. Пошли.
Серега послушно зашагал по тропинке. Светлая дорожка отлепилась от обрыва, пересекла поле и начала спускаться вниз, к журчащей неподалеку воде. Крест еще какое-то время повыпячивал свои острые перекладины, потом все загородили деревья. Глебов смог облегченно вздохнуть.
За тощими ивами обнаружился жидкий песчаный пляж. Речка носила смешное имя Киржач, была узенькой и неглубокой. Лагерь стоял на пологом левом берегу. Правый берег, до которого можно было доплыть в два счета, нависал над рекой и утопал в зелени.
Серега опустил в черную воду поцарапанную руку, на лице его разлилась блаженная улыбка.
– Хорошая водичка, – довольно произнес он. – Искупаться, что ли?
– Ага, купайся, – буркнул Глебов, вглядываясь в темные берега. – «И никто не узнает, где могилка моя», – пропел он писклявым голосом, толкая приятеля под зад. – К утру твой хладный труп выловят рыбаки.
– Чего это сразу труп? Я тонуть не собираюсь.
– Кто ж ночью купается? Вдруг там водяные водятся?
– Какие водяные? Ты чего, сегодня на солнце перегрелся? То креста испугался, то водяные у него в речке…
Щукин лениво потянул через голову футболку.
Громко плеснулась рыба. Васька поднял глаза от темной воды. Ему показалось, что в кустах на том берегу что-то светится.
– Ну что, слабо? – Коренастая загорелая фигура Щукина почти сливалась с темной водой. – Давай на тот берег и обратно.
Васька презрительно сплюнул, прогоняя из головы дурные мысли, быстро разделся и плюхнулся в теплую воду.
Речка Киржач оказалась неприлично мелкой. Только в одном месте ребятам вода дошла до подбородка, а потом берег стал стремительно взбираться вверх. Толкая друг друга, мальчишки выбрались на траву. Щукин первый полез через кусты. Не успели они сделать и несколько шагов, как налетели в темноте на что-то жесткое.
– Ай! – зашипел Щукин.
Перед ним возвышался каменный бок дома, удачно спрятавшегося в зелени. На ребят глянули пустые глазницы окон без рам, повеяло каменным холодом. За трехэтажным домом выглядывал еще один, точно такой же, с похожими черными провалами окон. В одном из них мелькнула светлая фигура.
– Эй! – как эхо пронеслось по заброшенным зданиям.
Под ногой Щукина хрустнула ветка, наклонившаяся ветка мазнула по голой коленке Глебова.
– А! – подпрыгнул Васька, оттолкнул стоящего на его пути Серегу и первый бросился обратно к реке.
– Погоди! – заорал барахтавшийся в колючих кустах Щукин.
Заволновалась взбудораженная вода.
Когда Серега выплыл на берег, Глебов, дрожа от страха, путаясь в рукавах футболки и штанинах брюк, пытался натянуть на себя одежду.
– Совсем обалдел! – накинулся Щукин на приятеля. – Ты мне всю рожу исцарапал.
– Ч-чего эт-то я? – заикаясь то ли от холода, то ли от страха, спросил Васька. – Я т-тебя д-даже не т-трогал.
Так и не разобравшись с одеждой, Глебов скомкал ее и побежал по светлой тропинке. Вовремя вспомнив о кресте на обрыве, он развернулся и затрусил к лагерю напрямик.
– З-завтра все посмотрим, – заверил Васька догнавшего его приятеля. – Ночью как-то не так.
Щукин молча согласился с ним.
Пробравшись через кусты, они оказались на территории уснувшего лагеря. Фонари то тут, то там освещали притаившиеся за развесистыми березами и тонкоствольными соснами корпуса.
– Елки зелены, какой наш-то? – заметался Глебов.
– Я же говорил, – буркнул сзади Щукин. – Запоминать надо было.
Ребята пронеслись через очередную освещенную дорожку и подползли к корпусу. Около входа стоял стол для пинг-понга.
– Не то, – дернул приятеля Щукин. – У нас стола не было.
У следующего корпуса они задержались. Окно у вожатых было распахнуто и ярко освещено. Оттуда доносился звук гитары, ему вторил негромкий хор голосов. Васька уже собирался выглянуть, как его опередили. Прямо перед ним, почти вылезшим из кустов, выросла широкая спина в полосатой безрукавке.
– Это что такое? – грозно произнесла фигура, оказавшаяся начальником лагеря Сергеем Сергеевичем Петуховым.
Гитара, жалобно звякнув, смолкла.
– А наши уже спят, – раздался неуверенный женский голос.
– Маленькие, устали с дороги, – поддакнул другой женский голос.
– Вот и не будите их, – строго приказал начальник. – Сворачивайте свои посиделки и ложитесь. Я на вас завтра посмотрю, какие вы